— Я есть сознание, которое содержит и все, и ничто. Я есть, и этого достаточно.
— Если мы существуем только в твоем сознании, то зачем ты сделал… делаешь из этого мира сплошную путаницу? Почему позволяешь длиться веку Кали?
— Я играю. Я должен подчиняться правилам, которые выдумал для того, чтобы они влияли и на меня. Я не могу сказать тебе большего, потому что человеческая речь несовершенна. Но помни одно: вечную пустоту заполняют только мои вечные сны.
— Значит, ты один там, в вечности?
— «Там» и «здесь» — это только слова. Я есть. Ничего другого нет.
На меня снизошло вдохновение. Что это было? Генетическая память? Или то, что я читала недавно и не поняла?
— Кто есть Шива?
Калки ответил мне не тем голосом, которым разговаривал обычно. Этот голос стал низким, хриплым и свистящим.
— Нет разницы между Шивой, который существует в форме Вишну, и Вишну, который существует в форме Шивы.
— Ты тот же и в то же время не тот же?
Какое-то время мы ехали молча. Я не видела глаз Калки, но была уверена, что его атман снова покинул тело.
Затем он запел:
— Я — повелитель песен, повелитель жертвоприношений. Я — дыхание. Я — дух. Я — верховный повелитель. Я один был до всего, я есмь и пребуду. Нет никого выше меня. Я вечен и не вечен, видим и невидим. Я — Брахма и не Брахма. У меня нет ни начала, ни середины, ни конца. Познай меня, и ты не умрешь. Нет иного пути. — Пение смолкло. Калки повернулся ко мне; его глаза горели ослепительным голубым огнем. — Когда настает время конца, я уничтожаю все миры. Я — Шива-разрушитель.
Мы проезжали мимо места, которое называется «Кабачок в зелени». Я натянула поводья. Встревоженная? Да. Готовая к полету? Не знаю. Но Калки снова стал самим собой. По крайней мере, таким собой, к которому я привыкла.
— Шива ответил тебе?
— О да. Страшный бог, правда? Он — моя мрачная ипостась, Тедди. Будем надеяться, что мне никогда не придется впадать в мрачность. В образе Вишну я только улыбаюсь. В образе Вишну я — хранитель.
— Не похоже, чтобы ты хотел что-то сохранить после третьего апреля.
— Я сохраню все лучшее.
Хотя я и не верила, что Калки — это Вишну, однако теперь была абсолютно убеждена, что он верит в это. Так что с практической точки зрения бог снова был среди нас. Учитывая, что этот отдельно взятый бог воплощал в себе древнюю мечту о смерти и возрождении, он вполне мог добиться своего. Но каким способом?
Ядерная цепная реакция. Я не могла думать ни о чем другом. Размышляла, не стоит ли сообщить в полицию, в редакцию «Сан», сенатору Уайту. Но не сделала ничего. Не сообщила о признании Калки даже Моргану. Он бы что-нибудь придумал. «МЕССИЯ ОТ НАРКОТИКОВ ПОТЕРПЕЛ ФИАСКО». Таким был бы заголовок. По крайней мере, пресса всегда была предсказуемой. Но как, думала я, они предотвратят конец света?
3
Утром пятнадцатого марта была снежная буря. Я лежала в постели и следила за бившими в окно хлопьями снега. При соприкосновении с теплым стеклом снег превращался в воду.
Мне позвонила Арлен. Она стала страстной поклонницей Калки.
— Я проснулась на рассвете, чтобы посмотреть специальный пятиминутный выпуск «Доброе утро, Америка»! Ты представляешь себе, что это для меня значило! Ангел мой, он бесподобен! Настоящий Конец с большой буквы! — Она произнесла слово «конец» с повышающейся интонацией. Последние две недели каждый комик в стране произносил его по-своему. Это был безотказный способ вызвать смех. Один телевизионный комик при упоминании имени Калки делал вид, что стреляет. Тема конца света служила поводом для насмешек. Однако с самого начала в этом смехе звучала неловкость. Как-никак, очень многие люди посещали ашрамы. Читали брошюры. Видели Калки по телевидению. Вне зависимости от того, кем на самом деле был Калки, происходило что-то очень странное. К несчастью, в прессе почти не появлялось серьезных аналитических статей с разбором феномена Калки. Даже пятнадцатого марта газеты больше всего интересовало, заменит президент вице-президента или нет. Мнимый конец человечества не давал повода для серьезного разговора.
— Ну, — сказала Арлен, — а теперь выкладывай информацию для служебного пользования. Что он собирается делать? Что готовит?
— Не знаю. — Я притворилась дурочкой. — Думаю, что составляет проповедь. — При мысли о сказанном в Центральном парке у меня стыла кровь в жилах. Достаточно было передать по телевидению несколько таких фраз, чтобы в стране началась паника.
— Ты — старая сквалыга. Знаешь, а не говоришь. Ну что ж, передай ему, что я считаю его душкой и лапочкой. — Арлен привыкла к сленгу своей юности. — Я от него просто балдею! — добавила она, ненароком выдав свой возраст. Так выражались в годы Второй мировой войны, когда она выступала перед солдатами, а я только-только родилась на свет.