Каллистянское слово «вельдь» означало открытый стадион.
— Почему финальная игра проводится в Атилли? — спросил Широков, предчувствуя, какой последует ответ. Он знал, что город, в котором они поселились, был далеко не из больших.
— В надежде, что вы захотите посмотреть игру, — как и ожидал Широков, ответил Гесьянь.
Что было сказать на это? Не знающее границ гостеприимство каллистян проявлялось решительно во всем.
— А как насчет мест? — спросил Синяев. — Вельдь, по всей вероятности, будет переполнен.
— Да, эти соревнования всегда вызывают большой интерес. Но для вас…
— Сколько на вельде мест?
— Точно не знаю. Кажется, около двухсот тысяч.
— Выдаются билеты? — увлекшийся Синяев чуть не сказал «продаются».
— Нет. Никаких билетов не требуется. Тут уж кто успеет. Надо сообщить дежурному первого сектора, что вы хотите посмотреть соревнование, и он скажет номер места. Когда все места заняты, прием заявок прекращается.
Синяев посмотрел на Широкова. Петр Аркадьевич увидел в глазах друга лукавый огонек и понял его мысль.
— У них такого случая произойти не может, — сказал он по-русски.
— Могу себе представить, что бы получилось, введи администрация наших стадионов такой порядок, — сказал Синяев и рассмеялся. — Ну и мир! Это просто удручающая честность.
Как всегда, на лице Гесьяня не отразилось ни малейшего любопытства. Он слушал — вернее, не слушал — непонятный ему разговор, гладя в окно. Синяев поспешил объяснить ему причину своего смеха.
— При системе оплаты это еще более непонятно, чем если бы случилось у нас, — сказал каллистянин. — Идемте в большую комнату. Я спрошу дежурного о наших местах.
Дежурный первого сектора, на котором, очевидно, помещался вельдь, ответил, не задумываясь и не посмотрев ни в какую запись, что для людей Земли оставлена кабина номер один.
— В ней десять мест, — предупредил он.
— Кого же нам еще пригласить? — сказал Широков. — Предлагаю Синьга, Мьеньоня и Ньяньиньга. Разумеется, вас и Бьесьи, — прибавил он, обращаясь к Гесьяню.
Синяев улыбнулся. Названные его другом, вместе с ними двумя, составляли семь человек. Очевидно, Широков считал присутствие Диегоней само собой разумеющимся.
Гесьянь понял так же.
— С Диегонем, его сыном и Дьеньи получается как раз десять, — сказал он. — Не сомневаюсь, что все будут рады сопровождать вас.
На следующий день Синяев проснулся рано и разбудил Широкова.
Предстоящее соревнование, первое, которое они увидят на Каллисто, где спорт был широко распространен, чрезвычайно его интересовало.
Он знал, что у каллистян нет ничего похожего на футбол, но Гесьянь сказал, что фетимьи разыгрывается на первенство всей планеты, и этого было достаточно, чтобы в нем заговорил болельщик.
По привычке Синяев первым делом подумал о погоде: «А вдруг будет дождь?»
Широков пренебрежительно махнул рукой.
— Жди! — сказал он. — Прелесть внезапного летнего дождя! Веселый визг девушек, застигнутых им и бегущих под первое попавшееся прикрытие! Как же! Они распределяют погоду, как мы — расписание поездов.
Синяев нажал кнопку и «открыл» окна. Небо было совершенно безоблачно.
Они выкупались в бассейне, оделись, позавтракали и расположились в «большой комнате», как назвал ее вчера Гесьянь, ожидать прилета друзей.
Синяев поминутно смотрел на часы.
— Не опоздать бы!
Матч фетимьи должен был начаться ровно в полдень.
Каллистяне явились все вместе на большой олити, окрашенной в необычайный бледно-розовый цвет.
— Вы твердо решили провести опыт? — спросил Синьг. — Не забывайте, что сейчас самое жаркое время дня.
— Мы хотим видеть фетимьи, — сказал Синяев.
— Соревнование можно посмотреть на экране. Хотя бы на вельдь летите в своей олити.
— Довольно, Синьг! — сказал Широков. — Мы шестьдесят дней находимся на Каллисто, и пора выяснить. Всякой осторожности должна быть граница. Решили, о чем говорить!
— Не время ли? — спросил Синяев. — Опоздаем.
Он ни о чем, кроме матча, не хотел думать.
— А вы знаете, в чем заключается игра? — спросила его Дьеньи.
Она была одета в короткое платье без рукавов и опять белого цвета.
— Не знаю, — ответил Синяев. — И вы мне не говорите. Я хочу понять сам.
Случайно или намеренно, но Широков оказался рядом с Дьеньи в мягком «стеклянном» кресле олити. Система управления здесь была такой же, как у их воздушного экипажа. Олити вел Вьег Диегонь.