Он рассказал, что диверсант находится в помещении «котла», что дверь заперта и нет возможности помешать ему испортить механизм. Не может ли Вьеньянь посоветовать, что делать?
Выслушав Широкова, астроном на секунду задумался. Потом что-то сказал:
— Вьеньянь говорит, что в это помещение есть вторая дверь, но она тоже может быть закрыта, — перевел Широков. — Он предлагает пустить в ход механизм «котла», но это безусловно приведет к смерти того, кто около него находится.
— Если это может спасти машину, — сказал Козловский, — то надо так и сделать. Но спросите его, не опасно ли это для Александра Александровича, который находится у самой двери?
Вьеньянь ответил, что не опасно.
— В таком случае пусть говорит, что надо делать. Только скорее! — сказал Козловский.
Ему казалось, что они теряют очень много драгоценного времени. Что, если диверсант успеет!
— Вьеньянь говорит, что если Ю Син-чжоу добрался до каких-то частей «котла» — я не могу понять, каких именно, — то пуск в ход может привести к взрыву, — сказал Широков. — Но он все же советует это сделать. Другие помещения корабля не пострадают, если обе двери закрыты.
— Я закрыл вторую дверь, — сказал Козловский.
Он действительно сделал это, чтобы как-то обезопасить Смирнова.
— Все-таки позовите сюда Александра Александровича, — посоветовал Широков.
Выполнить задуманный план можно было только из каюты Диегоня или из центрального поста. Каюта была ближе, и туда осторожно перенесли раненого. Ляо Сен побежал за Смирновым.
Вьеньянь, видимо, волновался. Он что-то горячо говорил Широкову.
— Ему страшно пустить «котел» в работу, — сказал Широков. — И не потому, что он боится взрыва, а только потому, что это убьет человека.
— Скажите ему, что там не человек, а бешеное животное, — ответил Козловский.
На стене каюты командира звездолета находился большой щит с многочисленными кнопками, ручками и приборами. Вьеньянь указал, как пустить в ход «котел».
Козловский подошел к щиту и положил руки на указанные рукоятки.
— Смирнов здесь? — спросил он.
— Я здесь, — ответил профессор, появляясь в дверях. — Может быть, не надо, Николай Николаевич?
Он сразу понял, что хочет делать Козловский.
— Если есть хоть один шанс из тысячи, — жестким голосом ответил секретарь обкома, — мы обязаны это сделать.
И с этими словами он повернул обе ручки.
Все замерли, напряженно прислушиваясь. Вьеньянь закрыл лицо длинными пальцами обеих рук.
Но все было по-прежнему. Ни единого звука не раздалось на корабле.
Только маленький шарик в узкой стеклянной трубочке вздрогнул и стал подниматься вверх.
— Взрыва не произошло, — сказал Козловский. Его лицо было очень бледно, но совершенно спокойно. — Жизнь человека дороже любой машины. Я рад, что на Каллисто такой же взгляд на это, как у нас. Но бывают случаи, когда машина дороже человека. К тому же там совсем не человек. — Он нервно рассмеялся. — Там не человек, — повторил он, — а ядовитое пресмыкающееся!
— Остановите котел, — дрожащим от волнения голосом сказал Смирнов. — Ничего живого там уже не осталось.
ЭТО ТЕРАПИЯ!
Сообщение о случившемся в лагере было немедленно послано в Москву. Во второй половине дня прибыла правительственная комиссия для расследования диверсии и принятия мер к ликвидации ее последствий. В составе этой комиссии находились крупнейшие советские специалисты. Председателем был академик Неверов.
По просьбе Куприянова президент привез с собой известного хирурга, чтобы оказать помощь Вьеньяню, в плече которого застряли две пули. Состояние каллистянского астронома не вызывало опасений, но операция была необходима.
Произвести ее в лагере не решились, и в тот же день на санитарном самолете Вьеньянь был доставлен в Курск и положен в хирургическую клинику. С ним улетел Лежнев, чтобы служить переводчиком ученому Каллисто. Широков был нужен в лагере.
Куприянов подробно ознакомил хирурга с особенностями организма каллистян и показал ему рентгеновские снимки, сделанные им за это время. Каллистяне охотно позволяли профессору исследовать себя, и Куприянов уже хорошо знал внутреннее устройство их тела.
Оно очень мало отличалось от тела земного человека. Мозг, нервная система, дыхательный аппарат, сердце с кровеносными сосудами и желудок были такими же. Кости скелета в основном были расположены, как у людей, но у каллистян кости были значительно более толстыми. Ребер было не девять, а одиннадцать. Существенная разница заключалась в том, что организм каллистян был зеркален по отношению к организму земного человека. Сердце и желудок помещались с правой стороны, печень — с левой.