Очнулся я лежащим в каком-то бетонном подвале. Нестерпимо болела голова. Руки и ноги были связаны так, что невозможно было пошевелиться. Рядом стоная, валялся залитый кровью Сеславинский. За ним лежала без сознания Алина. У девушки всё лицо было в крови и сильно разбито, со сломанного носа на белую блузку уже натекло много крови. Всю эту картину освещала тусклая лампочка, свисающая с потолка. Из подвала можно было выйти, только открыв ржавую стальную дверь. Я ещё не успел толком очнуться, как в дверь ввалился здоровенный небритый гоблин.
— Чё, млять, лепилы грёбанные прищурились, — зло ощерился он. — Щас я вас, млять, пялить уродов буду. А тёлку вашу, подстилку ментовскую, на хор поставим. Ей сучке понравится. Обещаю. Чё, всосали падлы?
— На, гнида, получи, — громила с дурной силой ударил лежащего Сеславинского в живот.
Тот вскрикнул и застонал. Я заворочался, что привлекло внимание урода. Он недобро оскалился и направился ко мне. Намерения его были ясней ясного.
Перед ним, внезапно, появилась полупрозрачная Травка с клинком в руке. Никем не видимая, она взмахнула рукой, и клинок перерезал бандиту горло от уха до уха. Его труп с грохотом упал на бетонный пол, причём голова чуть ли не отделилась от тела. С бульканьем стала вытекать кровь, которой натекло с приличную лужу. Очнувшуюся Алину от этой картины вырвало. От трупа пронзительно запахло дерьмом. К затхлому воздуху подвала с запахом плесени и пыли, присоединились не аппетитные запахи крови, рвоты и дерьма.
Травка разрезала путы на моих руках и ногах.
— Всё, ЧарЧар, мана почти кончилась, больше ничего не могу сделать. Теперь тебе придётся самому сражаться. Смотри не погибни и быстрей приходи в Кальмар, любимый, — тихо сказала Травка и с грустной улыбкой растаяла.
Пошевелив ногами и руками, я понял, что двигаться могу, только жутко болела голова и тошнило. Наверное, сотрясение мозга. Срочно наложил на себя исцеление. Голова перестала болеть.
Войны хотите, холодно подумал я, будет вам война. Достали.
Встав, я быстро охлопал вонючий труп по карманам. Стреляющего ничего не обнаружил, но нашёл выкидной нож, которым перерезал верёвки на руках и ногах Виктора и Алины.
— У меня рёбра сломаны и рука, — застонал от боли Виктор. — И почки отбили, гады.
— Терпи, я сейчас помогу, — сказал я и бросил на Виктора заряд исцеления. Пришлось потратить два заряда, так как травмы были очень серьёзные.
— Ты чего делаешь? — зашипел Виктор вместо спасибо. — Больным нашим надо заряды оставить.
— Ага, — оскалился недобро я. — А ты, значит, здоровый? Нам ещё выбираться из этого дерьма надо и девушку спасать. Давай соберись скорей, а то эти скоты сейчас придут.
Затем я наложил лечебное заклятие на Алину. Кости носа и челюсти у Алины пришли в порядок, чего не скажешь о внешнем виде девушки. Всё лицо у неё было густо вымазано в крови, видок был ещё тот. Типа вампир после охоты. Хорошо, хоть девушка пришла в себя. Глаза её мрачно горели. Она была собрана и сосредоточена.
— Это что было, — спросил Виктор, показывая на труп.
— Это был наш последний козырь, — грустно поведал я. — Больше козырей нет.
— Как же без козырей мы будем выбираться, — резонно заметил Виктор.
— Да, козырей больше нет, — задумчиво ответил я. — Придётся предъявить Джокер.
Нам не дали долго поговорить. В наш подвал ввалилась троица убийц во главе с Дохлым.
— Гля, Дохлый! — завопил Червяк, самый длинный и нескладный из бандитов. — Лепилы Хобота завалили! Да я, их сейчас, мочить буду, — он ловко выхватил нож.
Дохлый достал пистолет.
— Акула, твой выход, — тихо сказал я. — Убей их.
Внезапно, перед носом у Дохлого, предстал летающий осьминог. Дохлый, не раздумывая, стал стрелять в Акулу. Пули, попадая в осьминожку, отскакивали как от брони танка, с жутким визгом разлетаясь по подвалу. Как они не задели самих бандитов не понятно. Стреляя в Акулу, Дохлый даже не мог представить, что он совершил в своей дурной жизни безумно храбрый поступок, напав на Крапчатого Ужаса, самого страшного пугала целого мира. Наслаждался своей крутизной Дохлый целую секунду, а затем Акула, крутанувшись на 360 градусов, достала щупальцами всех троих бандитов. На пол осели тряпки и высушенные тушки, бывшие только что живыми людьми. Я увидел, что такое знаменитый быр-быр Акулы. Проняло.
Акула подлетела ко мне.
— Там в городе, бегает полтора миллиона целей, — деловито сообщила она. — Всех уничтожать будем, хозяин?
— Спасибо, самая красивая девочка, — обнял я зардевшуюся от счастья осминожку. — Теперь мы сами. Это наша война.