— Так-так! Ну, вот что, молодые люди: разрешите мне задать вам один вопрос?
На топчане по другую сторону двери лежал худощавый человек с длинным носом. Приподнявшись на локте, он щурил на ребят близорукие глаза и улыбался тонкими губами.
— Какой вопрос? — спросил Слава, не переставая жевать.
— Вот вы желаете воевать с фашистами, защищать Родину. Что ж! Стремление похвальное. Но представьте себе, что все лица вашего возраста побросают школы и отправятся на фронт. Представьте себе, что война продлится года три-четыре. Сколько разведется тогда в стране безграмотных недорослей, из которых нельзя будет сделать ни инженеров, ни ученых, ни хороших командиров! Вы подумали об этом?
— Ого! Вот закавыка так закавыка! — сказал Очередько. — Зараз побачим, що они кажут?
Бойцы опять засмеялись и уселись поудобней на нарах, поглядывая на ребят. Те молчали, озадаченные, поставив котелки на колени, устремив глаза в пространство.
— Ну! Начинайте диспут, — сказал кто-то.
— Очень просто! — вдруг ответил Миша. — Этого вовсе не может быть.
— То есть чего не может быть?
— Чтоб все ребята ушли на фронт.
— Почему же? Все ребята ненавидят фашистов. Вы вот убежали?
— Мы убежали, а все не убегут. У одних ребят такой характер, что они хотят учиться, а у нас такой характер, что мы хотим воевать.
— Значит, по-вашему, у кого какой характер, кто чего хочет, так и делает?
— Ну да!
Их собеседник повернулся и лег головой на противогаз, подложив под затылок ладони.
— Странно! — сказал он задумчиво, глядя на потолок. — А вот у меня, например, такой характер, что я совсем не чувствовал раньше призвания к военной жизни. Что вы на это скажете?
Ребята молчали. Им стало как-то неловко за человека, который сам про себя говорит такие вещи. Это было все равно, как если б он сказал: «А я вот, братцы, трус».
— Н-не знаю... Конечно, всякие бывают характеры, — уклончиво ответил Слава.
— Да. Никакого призвания. Я с детства только и мечтал о том, чтобы стать изобретателем. Перед войной работал на заводе, учился в заочном институте, думал сделаться инженером. — Он вдруг повернулся к ребятам и снова приподнялся на локте. — Вы знаете, чем я хотел заниматься? Слышали что-нибудь о передаче энергии на расстояние?
— Знаем. По радио, — сказал Слава.
— Совершенно верно. И вот представьте себе: есть у вас велосипед, а на нем — маленький приемник и электромоторчик. Сели вы на велосипед, повернули рычажок — и едете хоть до самой Москвы, без всякого горючего, без всяких проводов. Неплохо? Да? Ну, а теперь пришла война, и я вот не изобретаю таких велосипедов, а служу в армии, и неплохо, говорят, служу. Что вы на это скажете?
Ребята не ответили. Они с уважением смотрели на этого странного человека.
— Колы бы мы не воювалы, фашист от таким хлопцам жизни бы не дал, — заметил Очередько.
Изобретатель повернулся лицом к стене и зевнул.
— По-моему, ребята, если уж началась война, если на твою Родину нападают, ты уж должен делать не то, что тебе хочется, а то, что нужно делать... Ну, кончим нашу дискуссию, а то и поспать не удастся.
Красноармейцы улеглись и затихли. Легли и ребята, накрывшись чьей-то плащ-палаткой. Где-то продолжали раздаваться выстрелы. Откуда-то, вероятно из соседней землянки, то и дело доносился писк телефонного зуммера и монотонный голос:
— «Калуга» слушает... Чего?.. Даю «Луну». Алло! «Марс»! Алло, «Марс»!.. «Калуга» говорит. Двести десятый у себя?.. Дайте его.
— Слава! Слав! — прошептал Миша.
— Что?
— Слава, вот бы нам такой велосипедик! Правда?
— Ага! А еще лучше — лодку моторную.
Ребята повернулись друг к другу спиной и больше не говорили, но долго еще не могли заснуть. Впервые Славе ясно представились его мама с бабушкой, растерянные, плачущие, в переполненном темном вагоне, а Мише вспомнилась его мама, одинокая, без папы, который уехал на фронт, и вот теперь без Миши, ее единственного сына.
Миша часто задышал, сдерживая слезы. Слава услышал это и притворился, что спит.
Ребята проснулись потому, что кто-то расталкивал их и покрикивал:
— Эй! Друзья! Подымайтесь!
Над ними стоял красноармеец в шинели, с винтовкой.
— Лейтенант приказал вам одеться и быть наготове. Никуда без приказания не выходить. Вот. Завтракайте.
Он поставил на нары котелки, положил хлеб и вышел.
Мальчики сели, моргая заспанными глазами. Только через некоторое время они проснулись окончательно и вспомнили, где находятся.
Землянка была почти пуста. Лишь незнакомый боец, которого мальчики ночью не видели, спал, не сняв шинели, не расстегнув ремня с подсумком. Тяжелый, почти непрерывный гул шел, казалось, откуда-то из-под земли.