Он, наконец, убрал руку, и я выдохнула сквозь стиснутые зубы. Вольтури чувствительны не только к красоте, к чужой красоте, но и к прикосновениям. Для нас это музыка. Или страшный скрежет над ухом, когда касается чужак.
И я вспомнила ещё одну страшную причину, почему кам`и не упоминаются на Стене Рыданий.
Их прикосновения – как прикосновения любовника. Они дарят музыку. А самое страшное – это быть убитым тем, кого ты любишь.
Причина, почему кам`и взаимодействуют с нами только через слитых. Они не склонны издеваться без толку, мучить, насмехаться, они сами не желают контакта, но на войне… мы убивали их, как могли быстро. И они делали тоже самое.
– Прикоснись ко мне ещё раз, Лонир, – произнесла я вдруг.
Вольтури мудры. Я хотела проверить, насколько давно они связаны. Насколько давно Лонир с ним, его раб, потому как я видела где-то это лицо. Оно было слишком знакомо, хотя я никак не могла вспомнить, где именно мы встречались.
Руки у Лонира горячие. Он делает это, и тут же отдёргивает её. Боится? Что не так, Лонир?
– Мой слитый не желает, чтобы я контактировал с вольтури без нужды.
Всё верно. Я киваю. Мне нужно, жизненно важно занять чем-то разум, чем-то ещё, кроме этой страшной тишины. Что-то с ним не так. Не обычный слитый, нет. А вспомнить, кто он, я никак не могу.
Те же кам`и помнят всех, кого видели. Наша же зрительная память очень похожа на человеческую. Мы порой с трудом вспоминаем чужие лица.
Лонир снова рассказывает что-то, должно быть, сам хочет отвлечься, и я погружаюсь в его голос, лёгкий, мурлыкающий баритон, и засыпаю с открытыми глазами.
– Проснись, – вдруг слышу я.
Я упала в Сон Смертности. Состояние, в которое впадали горюющие вольтури. Чем больше ты в этом сне, тем чернее твой кэфас. А вольтури с чёрными кэфасами – изгои. Но откуда Лониру знать, что я не должна спать? Откуда он знает это? Я открываю глаза в вязкую тишину крохотного капитанского отсека корабля. Она наполнена мерным дыханием кам`и и надо мной стоит Лонир, пытаясь меня разбудить.
– Я уже не сплю. Что, Лонир?
Эти слова падают в спёртый воздух, будто камни.
Раньше я не могла даже обратиться к кому-то по имени самостоятельно, ведь была недостаточно взрослой, с незрелым кэфас. А теперь я смело обращаюсь к незнакомому мужчине, который пусть и был слитым, но не был ни частью моей семьи, ни даже другом мне, или кому-то из моей семьи. А какая теперь разница?
– Ты уснула, – шепчет он. – И камень в твоём лбу посерел. Так не должно быть, верно?
– А какой он сейчас?
– Нежно-жёлтый.
Какая страшная ирония. Я вхожу в зрелость кэфас, когда рядом нет ни одной из моих сестер.
– Мы прибыли на Делир-3.
Мимо проходит кам`и и я вздрагиваю. Никто из вольтури не хотел бы касаться любого из них. Слитый идёт за ним шаг в шаг, как неприкаянная тень, и я ощущаю сочувствие, такое же болезненное, как скорбь.
Встаю, иду за ними, и сама ловлю себя на том, что моя походка мало отличается от походки Лонира.
В голове, пока мы выходим из небольшого пространства корабля, прокручиваются случайные факты о кам`и. О том, что их слитые меняют одну букву в имени, когда переходят в подчинение ящеров. И сложно понять, кем был раньше Лонир, если не знать, какая именно буква была изменена в его имени.
Небеса здесь, как синие чернила. Кажется, будто они поглощают даже лёгкое бледное свечение моей кожи, яркое, как у всех вольтури моего возраста. Потом мы становимся больше похожи на людей, но лишь когда входим в зрелость наших имплантов.
Моё совершеннолетие будет здесь, на Делир-3, среди низких длинных приземистых корпусов, под сиянием умершей звезды, рядом с тем, кого даже на Стене Рыданий нет. Худшего и пожелать нельзя. Ни пожелать, ни побояться.
Кам`и хорохорится. Намеренно идёт энергичнее, хотя видно, что аномалии близ чёрной дыры истощают его. И мне, и Лониру всё равно, и люди, и вольтури имунны к эффекту, от которого страдает этот вараи.
Я думаю, что могла бы сбежать. А Лонир?
Пока мы идём мимо приземистых корпусов, среди одетых в чёрное местных жителей, которые снуют, будто тени, здесь, в полутьме, снова вспоминаю, что слитые становятся зависимы от ментального контакта.
Я заметила, что снова впадаю в сонное состояние. Лонир слегка толкнул меня кончиками пальцев, и я вдруг ощутила, что этот удар был совсем как электрошок.
Это было боевое искусство.
Кто же ты, Лонир?
Мы остановились в небольшом приюте, по крайней мере так называли эти места для отдыха у нас дома. Лонир забавно назвал его «хостелом». У нас слово «хостел» обозначало проститутку мужского пола, и я даже улыбнулась. Смеяться одной совершенно не хотелось.