Побоявшись нежелательных вопросов, которые могут возникнуть после визита примаса Гвиннеда в главный деринийский храм, Джеффрай постарался скрыть свое прибытие от посторонних. Оставшись единственным Дерини в составе Регентского совета, Джеффрай и так ходил по лезвию бритвы, а его визит мог дать регентам новый повод для подозрений. Кроме того, ему пока не хотелось открывать Кверону свое участие в Камберианском Совете, и связаться с ним архиепископ поручил отцу Эмрису.
Из-за того, что в Долбане не было собственного Портала, пришлось посылать гонцов, и на подготовку встречи ушло несколько недель. К тому же поначалу Кверон заупрямился, и, прежде чем Эмрису удалось заставить его приехать, пришлось вносить изменения в первоначальный план. В конце концов Кверон согласился и приехал в назначенный день, но то, что Элистер Келлен, не бывший Целителем, тоже будет присутствовать, вызывало у него подозрения и раздражало. Эмрис не мог разрядить ситуацию, потому что сам не знал, зачем понадобилось Райсу приглашать не-Целителя, и не имел права распространяться о Совете Камбера. Эмрис не спрашивал, а Джеффрай не открывал причину присутствия Элистера.
Назначенный день начался ярким и чистым рассветом. Прозрачный воздух этого чудесного утра благоухал букетом запахов, разносящихся из цветущих садов Камбера. После мессы и легкого завтрака Камбер и Райс в безмолвии поднялись на сто двадцать семь ступеней башни королевы Шинед. Поставленный перед необходимостью давать инструкции Эмрису, своему бывшему наставнику, а также почти легендарному Кверону, Райс очень волновался. Таким Камбер его еще никогда не видел.
Выйдя в открытую галерею, на яркий дневной свет, они невольно прищурились, а вновь нырнув под крышу, остановились, чтобы глаза привыкли к неяркому освещению комнаты. Райс встал настороже, четко рисуясь в дверном проеме на фоне апрельского неба, в то время как Камбер опустился на колени в северо-восточном углу, чтобы обследовать одну из плит пола.
— Хотелось бы мне знать, как тебе это удается, — сказал Райс, когда Камбер встал и поправил белый пояс на своей сутане епископа. — В теории я отлично разбираюсь, но не доверяю Порталу, он несет меня, а я его не чувствую.
Камбер тихонько засмеялся, встал на открывшийся прямоугольник и протянул руки к Райсу.
— Я могу почувствовать его. Именно это имеет значение сегодня утром? Впрочем, я знаю, что тебе не по душе. Не нравится, что, перемещаясь от одного Портала к другому, ты не контролируешь ситуацию. — Положив руки на плечи Райса и поставив его перед собой, он улыбнулся. — Все Целители одинаковы. Вы всегда хотите быть победителями.
— Необоснованное утверждение! — воскликнул Райс в негодовании, которое, однако, заставило его солгать.
— Иногда, — добавил он, глубоко вздохнув, — очень даже хорошо, когда кто-то берет над тобой верх. — Он посмотрел на Камбера, снова глубоко вздохнул. — Послушай, это будет очень трудно, и не только для меня, — мягко сказал он. — Ты не Целитель, а они самые лучшие. Ты уверен, что хочешь рискнуть…
Камбер покачал головой.
— Нет, вовсе не уверен. Но я не оставлю тебя одного, Райс. Я рискну, кстати, уже не в первый раз.
— Да, не в первый.
— Тогда не волнуйся. Они больше не твои учителя. Ты знаешь то, что не известно им, и неважно, насколько они преуспели в другом. Запомни это.
— Постараюсь.
Улыбнувшись, Камбер снова обнял Целителя за плечи, глубоко вдохнул и выдохнул, сгущая энергию вокруг, и вызвал в сознании образ желаемой точки пространства.
В то же мгновение они очутились в темноте перед маленьким алтарем слоновой кости, в комнате горела одна-единственная свеча на стене. Из темноты выступили Эмрис и Кверон.
— Отец Эмрис, отец Кверон, — пробормотал Камбер, подбирая тон, соответствующий бесстрастному выражению лица Эмриса, и слегка поклонился.
— Добро пожаловать в монастырь свитого Неота, ваша милость, — мягко вымолвил Эмрис, его холодная рука поднесла руку Камбера к губам, чтобы поцеловать аметистовый перстень епископа. — Лорд Райс, рад видеть вас снова после стольких лет.
В полумраке комнаты старый Целитель был похож на призрак, а его косичка была едва заметна на белом облачении. Почти бесцветные глаза, точно иней при свете заходящего солнца, поблескивали на худом, аскетическом лице. И только знак Целителя слева на груди нарушал игру оттенков белого на белом фоне.