Афина не улыбается шутке. Она не видит ничего смешного в словах Ареса, но Арес давно считает, что у неё плохое чувство юмора. Афина только подтверждает его предположение.
–Как ты понимаешь, после такого заточения, Танатос взял этого Сизифа за шиворот и потащил прямиком в нехорошие места.
Афина ёжится, представляя, как ожесточился и без того беспощадный Танатос, который доверился лишь раз и получил такую подлость, и ей становится страшно. Нет ничего хуже беспощадности, обманутой лживым дружелюбием.
Тот, кто попадёт Танатосу следующим, почует на себе всю ярость!
–Но этот же не унимается! – Арес звонок хохочет, как мальчишка. Он не похож на кровавого бога в это мгновение и Афина невольно улыбается сама. – Оказывается, договорился этот подлец с жёнушкой, чтобы та его не хоронила. Ни обрядов, ни почестей…
В горле у Ареса сухо. Он закашливается от этой внезапной сухости. Снова Аид! Аид на пути его рассказа. Аид ждал должного погребения, должны даров, и всё не получал их. И Сизиф болтался в его царстве, ворча на жену и жалея, что мёртв.
Ошибаются даже боги. Сизиф на третий день непогребения пал к ногам Аида и взмолился:
–Отпусти меня, владыка, в царство живых, я устрою жене своей трёпку за то, что не похоронила меня как должно и тебя тем оскорбила!
Заливался слезами страстно и горько, и Аид, нет, не сжалился, но разрешил. Это что же, поверил? Теперь Арес тому не верит.
Аид слишком хорошо знает подлость! И всё же – отпустил? Не мог же он не понимать, что Сизиф не вернётся и то был сговор с женой? Что пройдёт срок, отпущенный Аидом на «трёпку» жене и собственное погребение, а Сизиф не явится, и всё же – отпустил?
–Я отвечу, – тихо говорит Афина, – Аид хотел чтобы и Зевс… заметил, как далеко зашел этот смертный в стремлении победить нас, победить смерть.
Аресу на самом деле легче. От Зевса он привык получать презрение и видеть его ошибки, но Аид? Принявший, заботливый Аид? Это было бы слишком. Объяснение Афины же всё упрощает.
–Я пойду, – Афина поднимается с места, стараясь смотреть мимо Ареса, на кресло, на полки со свитками, на кувшины с вином – куда угодно, но не ему в лицо, – благодарю, что ответил. Я сохраню тайну.
–Да, – кивает Арес, не зная, что он может ей сказать. Поблагодарить ответно? Не стоит. Афина почует его слабости. Их и так слишком много!
Слишком много она знает. Пусть уходит, уходит в неловкости, как победитель. Афина колеблется ещё недолго и всё же покидает его обитель, только после этого Аресу становится спокойнее.
***
–Это не надоест! – пьяно хихикает Афродита, тыча пальцем в сторону горы. – Уже пятый раз смотрю! Вон-вон, смотри, сейчас опять как покатится! Вот! Видела, да? Видела?!
Хуже Афродиты – хмельная Афродита. Афина морщится, чувствуя запах сладкого вина, который сама на дух не переносит, но Афродита не замечает – она прыгает по зале, смеясь и веселясь над очередным спуском Сизифа.
Афина смотрит на него внимательно. Сосредоточиться сложно из-за смешков Афродиты за спиною, но она не первый день живёт и всё-таки побеждает. Она смотрит на него – ещё не согбенного под тяжёлым камнем, ещё хранящего царский разворот плеч, ещё гордо носящего свою голову и думает, думает о многом.
А Сизиф, не обращая на неё и Афродиту внимания, спускается с достоинством и снова упирается в своё камень и идёт…
«У него сильные ноги и руки – должно быть он много воевал и прошёл», – отмечает Афина, когда Афродита настигает её липкой хваткой и предлагает смотреть ещё раз.
Сизиф катит камень. В его лице пустота. Страшная пустота, но непонятная Афине. Почему он не молит о пощаде? Почему не пытается плакать или страдать? Почему он покорно и ровно толкает вперёд камень, словно нет ему ничего важнее?
–Сейчас опять покатится! – шепчет Афродита. Её горячий шепот обжигает шею Афине, она отодвигается и мрачно спрашивает:
–Тебе не надоело?
–Это увлекательно! Он каждый раз надеется! И ты сама сказала, что он преступник! – Афродита раздражённо дёргает плечом. Ей не нравится, что Афина вмешалась в её развлечение.
–Ты ведь знаешь, что прощения не будет.
–А он тоже!