— Поверю на слово.
— Эй, я серьезно! Знаешь, как я умею картошку жарить? Пальчики оближешь, — доказывала она.
— Да верю, верю, — рассмеявшись, утешила я.
— И вообще, я могла бы просто жить дома и ходить в свою школу, пока родители за границей. Мне же не пять лет. Шестнадцать — это же почти совершеннолетие!
Но родители не оставили Ирку одну в московской квартире, а родственников, с которыми она могла бы пожить целый год, у них не было — оба выросли в детском доме. Вот и решили подобрать хороший интернат, чтобы дочь спокойно училась, пока они будут на заработках. Кто ж знал, что родители так ошибутся с выбором. Ирка щадила их и ничего не рассказывала о порядках «Райского уголка» — так мы между собой называли интернат. Думаю, обмолвись она хоть словом о здешних правилах, родители сразу же забрали бы её.
— Ай, что уж теперь! Еще полторы недельки потерпеть осталось, наконец-то родители приедут, и прощай интернат! — махнула она рукой и осеклась. — Извини.
— За что? — удивилась я. — Это же прекрасно — вернуться домой. Только обещай звонить, ладно?
— Конечно. Кстати… хотела вчера спросить, но ты поздно вернулась с дежурства и выглядела такой уставшей, что я не решилась. Ты разговаривала с тёткой? Она передумала?
Ах да, забыла сказать. Это лето обещает быть худшим в моей жизни. Тётя Марина ясно дала понять, что три месяца каникул мне придётся провести в интернате. Трижды в неделю нам разрешают звонить домой и каждый раз я пытаюсь её отговорить. Но всё бесполезно.
Кажется, она окончательно отказалась от меня.
А ведь раньше мы с ней хорошо ладили. Почему же всё пошло наперекосяк?
— Нет, так и не передумала, — со вздохом ответила я.
— Это несправедливо. В конце концов она взяла тебя к себе, значит несёт ответственность. Как она может бросить тебя здесь!
— Когда тётя Марина брала меня к себе, я была обычным ребёнком. А теперь… Думаю, она боится, что я могу навредить ей или братьям. Вот и отправила в интернат.
— Слушай, а хочешь я попробую с ней поговорить? Может быть…
— Не стоит, Ир. У меня есть другой план.
Я не собираюсь тут оставаться. Пора продолжать поиски. И так задержалась дольше, чем планировала.
— Не говори мне, что ты решила, — Ирка понизила голос до еле слышного шёпота и произнесла одними губами:
— Сбежать.
Я заговорщицки подмигнула ей и ничего не ответила. Расскажу вечером. И не в столовой. Здесь слишком много ушей.
Занятия начались в восемь утра с урока геометрии. За секунду до звонка в кабинет влетела Клавдия Сергеевна. Высокая, худющая учительница по прозвищу Биссектриса. Имя это к ней прицепилось из-за вздорного характера и прямо-таки маниакального помешательства на формулах нахождения углов треугольника. Ими она терроризировала учеников, которым не повезло остаться после уроков.
Биссектриса всегда стягивала свои волосы мышиного цвета в тугой, прилизанный узел и носила очки с толстыми линзами, отчего её чёрные глаза казались ещё чернее и больше, а нос — длиннее. Из одежды она предпочитала старомодные костюмы, при виде которых Ирка закатывала глаза.
Мы повскакивали со своих мест, но она махнула рукой:
— Сели все! Страница шестьдесят девять, параграф два, конспект, — скороговоркой произнесла она и опустилась в кресло за учительским столом. — Даю вам пять минут, время пошло.
За пять минут выучить новую тему? Пфф-ф, подумаешь!
Все стали лихорадочно листать учебники в поисках нужной страницы, даже Калинина, устроившаяся со своей компашкой за последними партами первого ряда, напряжённо разглядывала чертежи, хотя на других уроках особой усидчивостью не отличалась. Но Биссектрису она толи боялась, толи восхищалась ею, поэтому и вела себя на геометрии более-менее прилично. Встрять могла только по особому случаю — поглумиться вместе с обожаемой учительницей над кем-нибудь из отвечающих у доски.
— Погодина! — гаркнула Биссектриса. — К доске!
— Так не прошло ж ещё пять минут, — сказала Ирка, оторвавшись от учебника.
— Чья это проблема, Погодина? Я жду, к доске иди. И учебник захвати. Задача двести сорок пять.
Мы обменялись недоумёнными взглядами, но делать нечего. Ирка взъерошила рукой свои короткие светлые волосы и потащилась к доске. Вид у неё при этом был такой, словно на казнь идёт. Геометрию она терпеть не могла.