Быстро и без предупреждения он напал. Глупо было подпускать к себе противника, вооруженного булавой, но не успел я что-нибудь предпринять, как мы уже сплелись в отчаянном поединке. Я хотел схватить его за руку, однако убийца опередил меня и изо всех сил вывернул кисть, заставляя выронить кинжал. Мы упали на землю, катаясь по ней и стараясь вырвать оружие противника.
Вэлаша.
Я отчаянно сопротивлялся этому чудовищу в человеческом обличье. Гора тренированных мышц навалилась на меня, практически сокрушив. Он рычал, как дикий вепрь, обдавая вонючим запахом пота. Острые ногти раздирали кисть. Я стукнулся о дерево и оцарапал лицо о шершавую кору. Во рту стало солоно. А убийца все еще пытался размозжить мне голову булавой.
«Вэлаша, – услышал я шепот отца, будто бы наяву, – ты должен бежать, или он убьет тебя».
Не знаю как, но я смог повернуть нож и вонзить острие в руку врага. Темная струя крови немедленно намочила грязный рукав. Эта царапина отвлекла его настолько, что я смог высвободиться. Движимый силой ненависти, убийца вскочил одновременно со мной и замахнулся булавой.
– Чертов Элахад!
Он сжал раненую руку в кулак и поморщился от боли. Но мне тоже было больно. Моя кисть онемела. Я никогда не мог сражаться с человеком без того, чтобы не ощущать на себе все его раны и боль.
Однако на самом-то деле ранен был он, а я находился сейчас в выгодной позиции и легко мог держать дистанцию. Очистив разум, я позволил воле к жизни течь сквозь меня, подобно прозрачному потоку. Отец всегда учил, что только так и можно сражаться. Это он настаивал на том, чтобы мы с братьями тренировались с самым разнообразным оружием, даже с ножом против булавы. Внутри меня словно бы звучали воодушевляющие голоса, теперь я знал, что делать. Все, что было вколочено за долгие часы изнурительных тренировок, вспомнилось само. Сейчас следовало держаться подальше от сокрушительных взмахов булавы, превосходившей мой нож по длине почти на два фута. Ее массивная головка была из железа, отлитого в виде свернувшегося дракона, и выкрашена красным. Один хороший удар такой штукой сокрушил бы мне череп и вверг в вечную тьму ночи.
– Будьте вы все прокляты!
Убийца нанес очередной удар и оттеснил меня назад. Сверху падали крупные капли дождя и стекали по лицу. Я страшно боялся зацепиться за корень или ветку и упасть. Надо маневрировать и уворачиваться, дожидаясь момента, когда противник, не справившись с инерцией тяжелой булавы, потеряет равновесие. Но враг был силен, он хорошо контролировал удары и наносил их с необычайной быстротой. Огромная фигура в ярости надвигалась на меня, легко выкручивая ужасной булавой восьмерки и круги.
Ему ничего не стоило убить меня прямо здесь, под слепящими струями дождя; сила и умение были на его стороне. Однако у меня нашлось что противопоставить этому.
Как я уже говорил, моя способность ощущать чувства других была почти проклятием. Но иногда этот дар мог помочь, как может помочь любое тайное оружие. Даже сейчас я чувствовал пульсирующие красноватые отблески боли в раненой руке врага, знал каждое его движение, предугадывал каждый взмах булавы.
Не то чтобы я мог читать мысли, нет. Но когда убийца хотел напугать меня, нанеся быстрый удар в сторону моей вооруженной руки, то я ощутил опасность, прежде чем увидел движение – в пальцах закололо. Желание вышибить мне глаза отозвалось в них слепящей болью. Враг кружился вокруг все быстрее и быстрее, пытаясь достать меня булавой, но я все время оказывался чуть-чуть проворнее. Мы словно были скованы рука к руке, взгляд к взгляду, танцуя вместе танец смерти в ослепительно сверкавшем вихре стали.
Убийца нанес мощный удар, целя в лицо, булава со свистом рассекла воздух. Случайно ступив ногой на мокрый корень, он пошатнулся и открылся. Но я не смог использовать эту ошибку и застыл так же, как в битве у Красной горы. Враг немедленно восстановил равновесие и ударил булавой мне в грудь. Это был слабый удар, пришедший на излете, однако его силы оказалось достаточно – в ребрах что-то хрустнуло, отзываясь болью. Я отпрыгнул назад, с трудом удерживаясь от того, чтобы с воплем не упасть на землю.
– Вэль, на помощь! – вдруг закричал Мэрэм откуда-то из гущи папоротника.
Улучив момент, я посмотрел в ту сторону и увидел, как он, рыча и ругаясь, старается подняться. Лишь потом я осознал, что крик о помощи никогда не покидал его губ. Он пронзительно звучал в сознании моего друга. И в моем.
– Вэль, Вэль!
Жажда убийства бушевала в сердце врага, словно хищный черный вихрь. Ему не терпелось разбрызгать мои мозги по ближайшим кустам. Я знал, что если позволю безумцу добиться своего, то он прикончит Мэрэма, а потом заляжет в кустах, поджидая Азару.
– Нет! Никогда!
Убийца снова напал на меня. Как раз в это время к дождю прибавился еще и град – мелкие кусочки льда отлетали от железного навершия булавы. Я поскользнулся и едва не упал в ту жидкую грязь, в которую превратился размокший лесной ковер под ногами. Противник немедленно воспользовался моей неловкостью – нанес удар, просвистевший опасно близко от лица. Несмотря на обжигающие струи дождя, я ясно чувствовал запах пота. Враг все время рычал и изрыгал проклятия, призывая смерть на мою голову.
Нужно было собрать все силы и покончить с ним прямо сейчас, пока я снова не поскользнулся. Но как найти в себе эту решимость? Он ужасный, звероподобный, злой – и все же человек. Может, этого убийцу любит какая-нибудь женщина, может, у него есть дети. Да и сам он разве не такое же дитя Единого, как и все мы? Где-то глубоко внутри его существа горит божественная искра бессмертия. Кто я такой, чтобы убить? Кто я такой, чтобы заглянуть в тускнеющие глаза и похитить остаток света?
Порой такое чувство называют упоением битвы. Женщины не хотят ничего об этом знать, мужчины предпочитают забывать. Драться с подобным себе в темном лесу – отвратительное, грязное, мерзкое занятие… но в нем есть и дикая красота. Острее всего чувствуешь вкус к жизни, сражаясь за нее. Ты рожден для боя, всегда говорил отец.
Когда враг в очередной раз размахнулся драконьей булавой, во мне вскипела дикая жажда победы. Всем телом, каждой клеточкой я ощущал пульсирующий животворный поток крови, биение сердца, чудо дыхания.
– Азару, – прошептал я.
Какая-то часть меня понимала, что это ощущение – на самом деле всего лишь любовь к жизни. И любовь к близким, прекрасным людям, таким, как мой брат и Мэрэм. Чудная сила наполнила мое сознание подобно свету солнца, не встречая никаких преград. Я ощутил в себе великую мощь.
Мэрэм кричал от боли в раненой голове. Убийца глянул в ту сторону, и его пульс участился в предвкушении легкой добычи.
Что-то сломалось внутри меня. Теперь уже мое сердце наполнилось внезапной яростью, той, что я опасался больше, чем всего остального. Тайным знанием, что любовь и ненависть, жизнь и смерть – суть одно. В то время как булава вновь просвистела мимо, настало время атаковать. Подступив к врагу так близко, что ощущался жар исходящего паром огромного тела, я блокировал руку с булавой, заставив его зарычать от ярости. Страх… о, он имеет свой собственный запах… Мой нож вошел в уязвимую точку чуть выше прочных мышц живота. Клинок был направлен снизу вверх и пронзил сердце.
– Мэрэм! – закричал я. – Азару!
Боль от смерти противника превосходила все, что мне довелось когда-либо испытать. Слепящая молния ударила в глаза, пронзила позвоночник, что-то вроде булавы размером с дерево сокрушило грудь. Убийца упал, корчась в конвульсиях и царапая намокшую землю, а я свалился рядом, кашляя и задыхаясь. Струя крови хлынула из его раны. Но из меня, казалось, вытекал целый океан.
– Вэль, ты ранен? – послышался голос Мэрэма, доносившийся откуда-то извне, подобно грому. Друг склонился надо мной и осторожно потряс за плечо. – Вставай, ты его убил.
Но мой враг был еще жив. Лежа с ним лицом к лицу, даже сквозь струи падающего дождя я ощутил его ускользавшее дыхание. Свет вырвался из глаз умиравшего. И только потом пришла темнота.