-И это верно. Не люблю в России начальства.
-А где оно хорошее?
-Не знаю. Я в других странах не жил - что видел, за то и отвечаю. И что мне начальство любить? Ему от меня работа была нужна? Так я и работал как проклятый.
Марья Федоровна не раз уже все это слышала.
-Вот без квартиры и остался,- и объяснила Ирине Сергеевне:- Поленился, когда квартиры давали, похлопотать, пойти куда надо с заявлением, и остались с носом: квартира мимо нас проехала - живем, как встарь, без водопровода и центрального отопления. Про канализацию не говорю уже, привыкли: лучше даже, когда это все на расстоянии.
Иван Герасимыч насупился. Хотя история и ушла в прошлое, но злободневности своей не утратила и продолжала вызывать споры между супругами.
-Я ж заявление написал, передал - что суетиться? Сами должны были прийти.
-Ключи тебе на блюдечке поднести! Кто у нас кому что должен? Может, тебе нравится тут? А заявление ты так написал, для компании? Да из вредности?
-А мне здесь и нравится.
-А мне каково воду таскать и зимой печку топить? Могли б и квартиру взять и дом себе оставить.
-Это уж дудки! Я не секретарь райкома.
-Медведев же так сделал?
-Так он со своей супругой для этого развелся. А как жили вместе, так и живут... Давай соорудим развод фиктивный - может, дадут еще квартирку, холостяку? Я тут как раз заведующей загсом чирей вскрыл. Будешь разводиться?
-Чтоб мне потом каждый встречный глаза колол? Об этом Медведеве с тех пор только это и говорят. Пять лет прошло, а все удивляются.
-Зато у них квартира с дачей... Не хочешь, так помалкивай. И давай Ирину Сергевну пирогами кормить. А то ты, с байками своими, заморила ее совсем: с утра, небось, не емши. Да и я оголодал, живот к спине прилипает...
Стол был накрыт на террасе. На скатерти старинного шитья, со сквозными кружевными прорезями, красовались самовар, цветастые чашки и крупно нарезанные желтые, словно лакированные, пироги с разной начинкой. Они сели с трех сторон. Стояла теплая безветренная предосенняя погода, из незастекленной террасы видна была полукружная зеленая панорама сада - в ней все дышало покоем и миролюбием.
-С чем они?- Ирина Сергеевна посмотрела на пироги с завистью.
-Угадай, если в хозяйки готовишься. Придется еще воображение поражать. Самое верное средство для этого... Бери - чего стесняешься?
-Мне, с моей комплекцией, только пирогами и увлекаться... С рисом, курицей и грибами... С опятами.
-Верно. Луку еще зеленого положила - не попало тебе, наверно. А ты что печешь?
-Когда мне печь было? В студенческом общежитии?
-Она ж сирота казанская,- сказал Иван Герасимыч с неожиданной каверзой в голосе.- Что подадут, то и съест.
-Не казанская, а рязанская,- невозмутимо поправила его она.- Курник могу испечь, ватрушку с творогом. Что будет под рукой, как Иван Герасимыч говорит, то и запеку.
-А ты его не слушай, это не его епархия. От курника бы и я не отказалась. Целиком курицу запекаете?
-Можно и так. Только свою, домашнюю.
-А не магазинную, синюю?..- и обратилась к Ивану Герасимычу:- Говорила я тебе, кур надо заводить, а не яму рыть: рыбы ему захотелось, видишь ли... Что ты мне про сиротство ее толкуешь? Она вон свежее предпочитает. У нас одни знатоки о качестве продуктов помнят - остальные рецепты спрашивают.
-Едим же все равно все подряд?
-Это беда наша, но важно не то, что ешь, а чего хотел бы - вот в чем суть твоя настоящая.
-Так всю жизнь вприглядку и едим, воображением питаемся... Конечно, она себе цену знает, прибедняется только. Таким всего труднее. Ладно. Что-то раскаркался я на покое, как та галка. Чай у тебя свежий? Или со вчерашнего дня?
-Что спрашивает?! Ну что спрашивает!- возмутилась Марья Федоровна.-Когда я тебе вчерашний чай подавала?! Болтун чертов!..- и уставилась на него с вызовом - искренним или наигранным, она сама толком не знала.
Потом они сидели втроем возле выкопанного встарь пруда: заполненной водой ямы, с некогда прямоугольными, а ныне закругленными, поросшими травой и кустами берегами.
-Гордость моя была,- рассказывал хозяин, иронически поглядывая на любимое детище.- Хотел рыбное хозяйство завести, литературы накупил, да ничего не вышло: не захотела она у меня жить, создание оказалось капризное не куры с индюшками. Их и надо было разводить - верно она сказала.
-Сами копали?
-Мужики помогли. Соседу, правда, землю на участок высыпали: забора тогда не было. Я недоглядел, а он наутро прибежал, весь из себя вышедший объясняться. Пришлось и его в компанию брать - за ущерб, им понесенный. Мужики вечно какого-нибудь ежа подложат - при лучшем к тебе отношении. Чтоб не задавался. Карпов здесь разводили. Вот такие карпы были,- не удержавшись, показал он.- Когда это было?
-Двадцать лет назад.- Марья Федоровна, как все женщины мира, была лучше, чем ее муж, осведомлена в датах и сроках нашего быстротекущего существования.
-Главного еще не было?.. Точно. Потом появился. Когда карпы подросли.
-Что вы о нем думаете?- спросила Ирина Сергеевна.
-Что думаю? Ты меня о нем не спрашивай: я его недолюбливаю, поэтому не могу объективным быть.
-Энергичный человек,- подсказала Марья Федоровна.
-Ну да. Нам тут только энергичных и недоставало... Как тебе это объяснить? Вечно он делал что велят - себя при этом не забывая. Вот как сейчас помню. Сидим здесь с соседом, водку пьем...
-Вы и водку пили?
-А ты думала? Это я сейчас трезвенник стал, как болеть все начало, а раньше-то?.. Бежит мимо, катится - нас высмотрел, хотя мы за забором пригнулись, спрятались - кричит: бросайте все, идите лектора из области слушать, хороший лектор очень, интересный!.. Зачем ему это надо было? Такое унижение?
-Слушателей надо было организовать,- объяснила супруга.- Зато он дом больничный выстроил.
-И всех при этом перессорил? У нас лучше никому ничего не дать, чем кого-то обидеть.
-И строить не надо?
-Почему - строй, если охота. Только помни про эту особенность нашу. И себе лучший кусок не бери. А то вышло, что для себя делал, а другие - так, заодно, потому что себе одному не выстроишь. Сейчас вот корпус больничный затеял...
-Опять плохо?- спросила Марья Федоровна.
-Так стены можно поднять - только кто в них работать будет? Люди плохо с ним уживаются. Мужики в особенности. Людей надо собирать, а не кирпичи класть. Дай мне людей - я тебе и в палатках госпиталь разверну. Война ж это показала. А нет врачей - и дворец не поможет.
-Сейчас ты, пожалуй, ничего уже не развернешь,- напомнила ему супруга.
-Это точно,- согласился он.- Сейчас как бы самого не развернули. Уже подбираются.
-А сосед где?- спросила Ирина Сергеевна.
-Тебя, гляжу, все мужчины интересуют, без исключения... Съехал, как на пенсию пошел. Сейчас кости греет в Феодосии. Инженер хороший был. Ему тут ходу не давали.
-Скучает по нему,- объяснила Марья Федоровна.- Очень уж хорошая компания была. Водой не разольешь. Ведром водки если только.
-Не преувеличивай,- сказал он ей.- Подумает еще, пьяница я горький.
-А ты все боишься? Когда пил, боялся, сейчас... Какой-то ты пьяница трусливый.
-Ты ж знаешь, с чего это началось?
-Знаю и не будем, давай, об этом...
В их семейном дуэте она играла первую скрипку, но оба, несмотря на взаимные препирательства, хорошо оттеняли и дополняли друг друга и, видимо, не могли друг без друга обходиться. Если Иван Герасимыч был похож на длинную железную печную трубу, то полная, раздавшаяся вширь Марья Федоровна - на саму печку, долго сохраняющую тепло после того, как дрова в ней давно выгорели....
Они еще раз пили чай - уже со сладкими пирогами и с домашней наливкой, и, уходя от них, Ирина Сергеевна, разомлевшая, но не потерявшая от этого ума и соображения, испытала двойственное чувство: теплое - от уюта домашнего очага и грустное - от предчувствия его скорого упадка и разрушения...
5
Медицинская репутация Ирины Сергеевны складывалась самым непредвиденным и случайным, но в целом благоприятным для нее образом. Так обычно и бывает: хороший, вдумчивый врач в конце концов возьмет свое и найдет дорогу к сердцам пациентов, но это всегда - гонка с препятствиями, и слава в таких случаях похожа на скакуна со скверным и непредсказуемым характером: медицинская практика таит в себе неожиданные подвохи и сюрпризы, и чем дольше в ней работаешь, тем большим дураком подчас себя чувствуешь...
Первое ее боевое крещение произошло не в кабинете поликлиники, где сами стены защищают врачей от нескромных глаз и нелестных для них мнений, а на больничном дворе, где нет поддержки и прикрытия и где языки и нравы свободнее. В тот день (это было на исходе того же августа) в больницу из пионерского лагеря привезли десятилетнего мальчишку, которого в самом конце смены, под занавес, угораздило споткнуться, упасть и - совсем уже некстати пожаловаться на боль в запястье. В город отправлялась машина, и его выслали с ней: от греха подальше - хотя видимой травмы не было. Ирина Сергеевна ощупала его руку (хоть это была не ее прерогатива, а хирурга) и объявила во всеуслышание:
-Тут перелом.- Она видела уже однажды нечто подобное.- Надо рентген делать...
Зрители вокруг были, однако, иного мнения, и в особенности - Иван Лукьянов, муж Анны Романовны, тот самый третий больничный Иван, который не нуждался в отчестве: коротко стриженный и крепко сбитый мужик, державшийся во дворе хозяином.