но "Горе от ума" не ставит. Так что пусть читают. Ее вообще можно понять только читая: на слух только канарейки петь учатся... Это было сказано веско и убедительно, и Алексей поддался внушению: -Надо будет почитать... Дашь как-нибудь... Ну все, наблюдение кончилось - засучили рукава, поехали... Что это они у вас все из одного стакана пьют?- спросил он хорошо поставленным голосом, через весь зал, хозяина заведения.- А мы потом удивляемся: откуда у нас инфекции?.. Действительно - эта частность ускользнула от взыскательных очей литератора - но пили все из одного стакана. Матвей Исаич лишь слегка ополаскивал его водой, текущей струйкой из крана, но мог бы и этого не делать: гости его считали это излишним, полагая, что вино само себя дезинфицирует и моет свою посуду. Трудно представить себе тишину, воцарившуюся в кафе, до того равномерно гудевшем, после этого казенного и бездушного вмешательства. Матвей Исаич поднял бровь в знак удивления, чуть помедлил, вытер тряпкой очередную бутылку, отставил ее, обтер тем же полотенцем собственную физиономию, покрытую крупным потом. -Все,- сказал он очереди.- Стаканов нет. Растащили, а из этого он пить не позволяет,- и ушел внутрь помещения - его сменила официантка: последить в его отсутствие за порядком и за сохранностью имущества. Очередь замерла на миг и затем ахнула. Вначале все решили, что кафе посетила комиссия, против которой не попрешь и которую можно обойти только с тыла, стали приставать к официантке, чтоб отпустила им товар с черного хода, но она дала им понять, что речь идет не о профессионалах, а о любителях санитарии, о никому не известных представителях общественности. Такую самодеятельность никто стерпеть не смог - очередь распалась и пришла в движение, а самые решительные сделали шаг к столику, за которым сидели молодые люди. -Может, ты стаканы дашь?!.-подступился к Алексею один, особенно раззадорившийся, но и остальные были не краше: стали за ним стеной и глядели исподлобья и угрожающе. Кузьма Андреич, хоть и не был трус, но шепнул доктору: -Мотаем отсюда?- в минуту опасности он забывал напыщенный слог и мог изъясниться вполне современно и доходчиво. Сам он был плохой защитой москвичу: сельские педагоги, да еще летом, да в выходной день, страшны только детям - и то не всяким. -Не бойся.- Москвич почувствовал себя, напротив, в родной стихии.- Шум этот сейчас уляжется... Матвея Исаича мне позови,- сказал он официантке. Простые слова, но они означали, во-первых, что он знает директора по имени-отчеству, во-вторых - привык к их громкому произнесению. Бойцы отпрянули, внутренне надломились, а официантка помедлила: словно отмечая в своем сознании некие знаки препинания строптиво повела плечом и пошла за хозяином. Очередь отшатнулась к стойке и с мрачным видом стала ждать разрешения спора, отнявшего у нее уже столько душевных сил и физического напряжения... Матвей Исаич вышел, угловатый и нерасторопный, из кухни и вразвалку, со строгим выражением лица, пошел к столу, где его ждали привередливые посетители. Он был не прочь проучить заносчивого Кузьму Андреича, а его спутника посчитал заезжим гастролером: таким же, как и учитель, дурным и бестолковым... -Вы, собственно, кто такие?- без лишних церемоний спросил он.- Его я знаю,- он указал пальцем на учителя,- он учит в школе буквы выводить. - Хуже про Кузьму Андреича и сказать было нельзя, а в следующую минуту он собирался предложить обоим безоговорочную капитуляцию и немедленное оставление помещения во избежание народной суеты и смуты, но Алексей Григорьевич предупредил его, спросив, чего ради он не хочет признавать в нем свое прямое санитарное начальство. Матвей Исаич в ответ не пошевелил ни одной мышцей лица, но общее выражение его сразу как бы обмякло и стало сонным и задумчивым, будто Алексей Григорьевич вверг его своим вопросом в бог знает какие грезы. Директор лихорадочно вспоминал санитарную иерархию области, но никак не мог вписать в нее, даже предположительно, этого нахала в заграничных джинсах. Очередь поняла одно: развязка откладывается - и разбрелась в унынии кто куда; некоторые даже за столики присели, что здесь было не принято... -Я заместитель Ивана Александрыча по санэпидработе,- помог директору приезжий.-На место Михал Ефимыча приехал - помните такого? А зовут меня Алексей Григорьич... Такое обилие имен и отчеств подействовало на Матвея Исаича еще более одуряющим образом. Он поглядел на молодого человека как сквозь сон и задумчиво произнес: -Ивана Александрыча я знаю, конечно... И Михал Ефимыча помню - хотя этого уже смутно... Тоже вот придирался - только из-за мытья посуды... Но тогда воды горячей не было, а теперь другая напасть... Стаканов не напасешься: заимствуют для своих целей... Говоря это, Матвей Исаич как оборот вокруг своей оси сделал: изменился в лице и сделался совсем иным человеком - в медвежьих ухватках его появилась прежде ему не свойственная обходительность и даже медлительная грация. Следующим и естественным при такой метаморфозе шагом было приглашение обоих друзей в контору, во внутренние покои кафе, подальше от чужих ушей и нескромных взглядов: -Ко мне пройдемте... Здесь разговаривать неудобно... Вдруг у вас, и правда, есть что сказать... Как Иван Александрыч поживает? Давно его не видел - надо будет зайти завтра... Вы-то когда сюда приехали?.. Он поневоле терпел учителя и обращался к одному Алексею Григорьевичу, ощупывая и оглаживая его взглядом. -В подсобке накрой: там удобнее,- сказал он официантке.- А этим новые стаканы вынеси. Открой коробку... Она беспрекословно подчинилась, извлекла из картонной коробки тонкостенные сосуды, еще снабженные фабричными наклейками, и, сменив на боевом рубеже Матвея Исаича, начала разливать старое вино в новые склянки. Очередь пила молча: каждый из своего стакана и едва ли не с благоговением - даже сдачу забирала: будто новое стекло не могло ужиться со старыми традициями. Матвей Исаич не вполне еще расстался с сомнениями: -Иван Александрыч, говорите, в добром здравии?.. Что это он вас послал - вместо того, чтоб самому прийти?.. Там Таська всеми этими делами заправляет - бывает у меня время от времени... Теперь вы ходить будете?.. Он собственноручно, короткими мужскими движениями, хозяйничал у плиты в углу подсобки, где стоял стол и два стула: успел крупно нарезать овощи и открывал ножом консервы. Помещение было обычное: с ободранными и грязными обоями, с настенным календарем трехлетней давности, оставленным из-за яркости фотографии, изображающей заснеженное нагорье - наверно, в Альпах. У каждого директора закусочной или продовольственного магазина есть такой закуток: торговое сердце заведения, где осуществляются самые важные и интимные расчеты, он же - небольшой склад, хранящий самый ходкий товар, и угол для готовки и приема пищи. -Я тут на месяц всего.- Алексей решил играть в открытую: все равно завтра проверит у Ивана Александровича.- Но месяц буду у вас хозяином... Матвей кивнул: в знак того, что нисколько в этом не сомневался, и осклабил широкое, складчатое, помятое жизнью лицо в радушной, хотя и минорной улыбке. -У меня тут немного всего,- согласился он,- но с голоду не опухнете. Не магазин, конечно, но ведь и там не густо?.. И вы будете ходить?..- уже из озорства, хотя и с простодушной миной, спросил он Кузьму Андреича, сидевшего как на угольях и обоими баками своими показывающего, что не имеет отношения к происходящему.Никак не может моему дураку четыре поставить,- пожаловался он, кося один, проницательный, глаз на доктора, другой, неподвижный, оловянный, на учителя.- Оно, конечно, в наше время отметка по литературе мало что значит, но все-таки?.. Хотелось бы, чтоб все как у людей было...- Он взял в охапку нарезанные овощи, ссыпал их на расстеленную на столе газету, поставил вскрытые консервы, осмотрел сервировку стола, остался ею доволен.- Ни разу четыре балла по русскому не получил. -Когда будет грамотно писать и материал знать, тогда и получит,-отрезал неподкупный учитель. -Так это когда будет?не согласился Матвей.- И я ему ничем помочь не могу. Ценники вон Машка пишет - над моими алкаши и те смеются. Если б счет да цифры... Однако ж работаю вот... -В каком он?-Алексей приготовился выступить в роли посредника. -В седьмом,- проворчал учитель, косясь на помидоры. -Поставь. Научится еще. Что тебе стоит? -Нельзя. Слишком неграмотный. По сути дела, и на тройку не знает. -Весь в меня,- с горестью, но и не без затаенной гордости признал директор.- Так и останемся оба неучами... Так что ж вы будете?..- Он задумался: как метрдотель над меню званого обеда.- Кусок мяса я для вас найду, помидоры дал - еще могу подрезать. Из деликатесов только шпроты: с ними теперь туго. Ивана зачем-то осудили, обидели - теперь ничего возить не хочет: мне они не нужны, говорит. Что творим, сами не ведаем... Вы с Иваном знакомы, конечно?..- Это он расставил последние сети: чтоб, не дай бог, не опростоволоситься и не накормить мошенника. -Лукьяновым? А как же? Вместе у Таисии торчим. Не знал только, что его осудили. -Условный срок получил,-сказал Матвей.- Он об этом не распространяется, но это не секрет... Ну что ж, вы и в самом деле оттуда. Недели не прошло, а со всеми перезнакомились. Ко мне вот зашли, у меня порядок навели... А что? Правильно. Для начала надо шороху нагнать: чтоб уважали. Вам бы в торговле работать,- с меланхолической каверзой в лице прибавил он. -А в санитарии нельзя? -Можно и в ней. Это уж к чему душа лежит больше. Маша!..- Матвей Исаич посчитал деловую часть беседы законченной.- Мясо во дворе пожарь. Чтоб сюда дух не шел. Закуску я им подал, а ты - это...- и развел большой палец с мизинцем в стороны, после чего покинул гостей, передоверив их официантке. -Ну что, мальчики?-Официантка, перенявшая эстафету, в свою очередь, приветливо улыбнулась.-Бутылочку? Неплохой портвейн, говорят. Семнадцать градусов. -У нас есть,-вставился учитель, но доктор толкнул его под столом, а Маша сделала вид, что не заметила этого. -Значит, берем. Одну или две? -Одну,- сказал Кузьма Андреич - на правах старшего.- И в счет поставьте,- строго прибавил он, хотя в карманах у него, по его собственному признанию, было негусто. -Поставлю, поставлю,- успокоила она его.- У нас только так - по счету и никак больше.