— В качестве кого?
В прищуренных глазах вспыхнул обжигающий холод.
А ненормальное сердце Талгора дрогнуло и принялось таять, как льдинка на этом ярком северном солнце.
— В качестве верной подданной коганата. А если пожелаешь остаться кунной — то в качестве моей жены.
Голубые глаза изумленно распахнулись. Губы дрогнули, а стройное тело под мехами мелко затряслось — Хeлмайн даже не пoпыталась скрыть смех за приступом внезапного кашля.
Это задело.
— Я не стану тебя притеснять, — поспешил заверить он. — Знаю, северяне тебя уважают, и тебе дорог Нотрад, так продолжай заниматься им как хозяйка. А переговоры с хексами, заботу о казне и оборону я возьму на себя.
Но она и слушать не стала: запрокинула голову и открыто расхохоталась.
Талгор, запрещая обиде завладеть разумом, терпеливо дождался, пока у Хелмайн пройдет охота веселиться.
— Я пережила двух мужей, Талгор Эйтри. Не боишься стать третьим из тех, кого я переживу? — наконец произнесла она, утирая выступившие слезы.
— Я пережил двух жен. — Он зачем-то подхватил эту болезненную для обоих игру. — Проверим, кто окажется удачливей на этот раз?
Напускное веселье с ее лица слетело в одно мгновение. Соблазнительный рот прeвратился в злую узкую полоску.
— Никогда. Ни один мужчина больше не будет иметь надо мной власти. Вы попадете в Нотрад только на остриях мечей северян, алчные псы когана.
В голубых глазах отразилось северное небо.
И глубокая, едва различимая печаль.
Талгор покачал головой.
— Я не хочу кровопролития. Северян осталась горстка, а у меня много людей. Вчетверо больше, чем у тебя. Неужели ты желаешь смерти своим людям, кунна Хелмайн?
Ее губы дрогнули. Она обернулась, обвела взглядом снежные холмы и горы, выступающие за поселением, сплошь покрытые лесом, и высокий земляной вал, у которого боевым порядком выстроились северяне.
И снова — глаза в глаза. На красивом лице появилась сосредоточенность — такая, какую Талгору не раз доводилось встречать на лицах воинов перед сражением.
— Не желаю. А потому предлагаю тебе поединок один на один. Кто из нaс выживет, тот и войдет в Нотрад кунном.
Талгор ощутил неприятное жжение в груди.
— Но тебе не выиграть поединок против меня, Хелмайн. Ты умрешь.
Γолубые глаза превратились в щелочки. Прекраснейшая из женщин, шесть лет назад укравшая и позабывшая возвратить его ущербное сердце, спрыгнула с коня и сняла с пояса топор.
— Вот и проверим, Талгор Эйтри.
Он дрался вполсилы, как будто для него это просто игра, а не смертный бой, а Хелмайн — всего лишь капризная девчонка, которую следует проучить.
Это должно было злить.
Но злости Хелмайн в себе не находила.
Она легко отразила удар меча, даже не ощутив отдачи. Если бы Талгор Эйтри так бился шесть лет назад, когда они сражались бок о бок против чудовищ, порожденных спятивших колдуном, то сейчас оба пили бы лунный эль в чертогах древних богов, а не топтали снег в Нотраде.
О, то был славный бой! Объединенные силы земель коганата разгромили погань, стеной прущую с востока, и вкус победы тогда пьянил похлеще вина. Мертвым воздали честь, выжившим — славу, и были дикие пляски у костров, и хмельная пирушка, и ясно-серые глаза светловолосого воина светились неприкрытым восторгом, и кровь кипела в жилах, и его руки были сильны, а губы так горячи… Это они породили в Хелмайн безумные мысли, а в сердце — безумные желания.
Нет, она ни о чем не жалела.
Но и вспоминать о той ночи теперь больно.
Она с размаху ударила топором, но Талгор уклонился, как верткая рыба. Ну ясно: намерен ее измотать, заставить сломаться. Обычная тактика для того, кто сам не хочет перетрудиться.
Вот только ему невдомек: Хелмайн и так уже сломана. Всю жизнь ее продавали, передавали из рук в руки, как вещь, использовали и в конце концов предавали.
Сначала родители, подкинувшие свое дитя к воротам приюта.
Затем настоятельницы, радостно продавшие ее первому, кто пожелал заплатить.
Потом первый муж, испугавшийся ее нечеловеческой крови.
За ним и второй, оказавшийся просто жестокой сволочью.
Теперь вот предал и коган, под знаменами которого она не раз рисковала жизнью. И, будто в насмешку, прислал сюда именно Талгора.
Талгор Эйтри — пoследний человек на свете, которого Хелмайн хотела бы убить.
Но выбора нет. Она ни за что не допустит, чтобы землю севера вновь орошали материнские слезы, а из глубины горных расщелин продолжал доноситься леденящий душу детский плач.
Талгор ошибался. Дело не в том, что горы оскудели, и не в том, что она бoялась вести переговоры с хексами, хранителями севера.
Она сама отказалась от чудовищного торга.