Я снова ничего не отвела, но спинку стула сжала с такой силой, что в кончиках пальцев возникла боль. Но мне, похоже, оказалось этого мало, и я еще вдобавок прикусила внутреннюю сторону щеки, будто это должно было хоть немного, но отрезвить.
— Отец на работе?
— Да, — послышался короткий ответ Кости за моей спиной.
— Кость, ну а ты почему стоишь? Проходи, присаживайся. Ты к Олегу в гости заглянул? — то с какой скоростью недовольство в мамином голосе сменилось на ласку, заставило меня едва заметно скривиться.
— Спасибо. Постою. Да, в гости, — без единого намека хоть на какую-нибудь эмоцию, ответил Костя.
— Илька, ты уже определись: либо остаешься тут, либо иди к себе, — немного нахмурившись, обратилась ко мне мать и ее голос снова с ловкостью фокусника сменил тональность, но уже в обратную сторону.
Я непроизвольно вздрогнула, но всё равно осталась стоять на своем месте. Ноги вдруг отчего-то показались мне слишком тяжелыми, будто налитые свинцом. Поэтому даже если бы мне и захотелось уйти, сейчас вряд ли получилось сделать хоть шаг.
— А ты… Ты к нам надолго? — я и сама не поняла, откуда набралась смелости задать этот вопрос.
Мама замерла у плиты. Я зачем-то еще раз скользнула взглядом вдоль красивого платья, на котором не было ни единой лишней складки. Красивые ухоженные руки с не менее красивым ухоженным маникюром. Красивые волосы, красивое лицо, на котором только-только наметились заметные морщинки. Внешность киноактрисы, не иначе. Только вот карьера у нее незавидная, потому что прославилась всего лишь одной ролью. Ролью беглянки.
— Илька, а что это за вопрос такой? — мама нахмурила свои аккуратные брови и с недовольством взглянула на меня. — В чем-то хочешь упрекнуть меня? Дорастёшь до моих лет, тогда и поговорим.
У меня словно вышел из строя последний предохранитель. Прежде, когда родители ссорились, я никогда не встревала в их скандалы. Да и кто бы меня послушался? Но тогда я была ребенком, а теперь же — взрослым человеком. Человеком, которому было что сказать.
— А почему я не могу его задать? — игнорируя собственное быстро бьющиеся сердце, спросила я. — Хотелось бы сразу прояснить этот момент. Неделя? Две? Месяц? Через сколько времени ты снова решишь, что пора нас бросить?
— Ты не имеешь права меня судить! — в маминых глазах моментально вспыхнула злость. — Папа твой чепуху тебе всякую обо мне рассказал, а ты дура малолетняя сразу же и поверила. Во взрослую решила со мной поиграть?
— Нет, — удивительным для самой себя спокойным тоном ответила я. — Я уже стала взрослой, мама.
— Наличие груди не делает тебя еще взрослой, — заявила она и подошла ко мне.
Я наконец-то отпустила спинку стула и затаив дыхание, заглянула матери прямо в глаза. С такого небольшого расстояния смотреть на нее было… странно. Я видела раздражение и возмущение. Видела в черных зрачках свое отражение. Мы действительно был с мамой очень похожи, но в то же время оставались совершенно разными.
— Снежана, отстань от нее, — снова послышался за моей спиной безэмоциональный голос Кости.
На какое-то время я вообще забыла, что он всё еще находился здесь. Рядом со мной. С нами.
— А ты сюда вообще не вмешивайся. Когда своих родишь, воспитаешь, тогда мы и поговорим, — мама зыркнула на Костю, затем снова посмотрела на меня. — Лучше иди к себе, иначе…
— Что? — мне едва удалось проглотить ироничный злой смешок. — Отругаешь? Поставишь в угол? Ты так ничего и не поняла. Сначала сделала всем больно своим побегом. Теперь делаешь больно своим возвращением.
— Я тебя хоть раз ударила? Унизила? Чем это я тебе конкретно сделала больно? — крылья маминого носа угрожающе раздулись.
— Своим поведением, — выдавила я из себя.
Мать замахнулась, чтобы ударить меня. Я инстинктивно вжала голову плечи, приготовившись к боли, но ее не последовало. Костя вовремя перехватил мамину руку.
— Марш в свою комнату, — недовольно бросил он и посмотрел на меня так, что возражать совсем не хотелось. — Снежана, ты сейчас охренеть как не права.
— А кто ты такой, чтобы судить? — возмутилась мама и высвободила из захвата свою руку.
— Никто. Но бить ее я тебе не позволю.
Я быстро вытерла набежавшие на глаза слезы и поторопилась выйти из кухни. На пороге дома в этот момент возник папа.
Одиннадцать.
Из кухни начали доноситься крики. Сначала разговор между матерью и отцом просто развивался на повышенных тонах, затем стремительно перерос в скандал. Отсиживаться за закрытыми дверями своей спальни я отказалась и решила хоть как-то повлиять на ситуацию. Но меня никто слушать не стал, просто снова выставили за порог кухни. Это было слишком унизительно. На секунду я снова почувствовала себя той маленькой девочкой, с мнением которой никто из взрослых не собирался считаться.