Мать оскорбляла отца, он же пытался ее урезонить. Но разве это возможно? Не припомню, чтобы раньше папе удалось хотя бы раз взять ситуацию под свой жесткий контроль. Беспокойно покусывая подушечку на большом пальце, я ходила туда-сюда по гостиной и никак не могла найти себе места. Мне просто хотелось, чтобы всё это поскорей прекратилось.
Я изо всех сил старалась взять себя в руки и подавить внутреннюю панику, но ничего не получилось. Вытерев тыльной стороной ладони слезы, которые упрямо продолжали скользить по щекам, я пулей вылетела из дома.
Над поселком сгустились сумерки. Понемногу начало загораться уличное освещение. Схватив велосипед, я выкатила его со двора, села и просто поехала вперед. Я понимала, что моя попытка скрыться от проблем ничем не поможет и ничего не решит. Но она хотя бы могла мне дать небольшую передышку. Дом, в который я всегда возвращалась с радостью, за каких-то пару часов превратился для меня в ад.
Оказавшись на берегу озера, я бросила велосипед и подошла к самой кромке воды. Боль внизу живота уже давно прошла, и я спокойно села на песок, еще сохранивший тепло ушедшего дня и погрузила босые ступни в ласковую воду.
Несмотря на все те проблемы, что случались раньше, я всегда стремилась потихоньку продолжать идти вперед. Если не в моих силах было что-то кардинально изменить, я просто блокировала это и продолжала двигаться дальше. Наверное, это в определённой степени была некая защитная реакция, попытка не дать обстоятельствам согнуть себя пополам. Но сейчас я ощущала себя так, будто внутри меня всё перегорело. Напрочь.
Я давно уже не питала никаких иллюзий насчет матери. Пожалуй, даже отчасти приняла то, что она бросила нас. Приспособилась к нашей с папой новой жизни. Мы восстановили равновесие. Но внезапное появление матери просто напрочь снесло весь тот порядок, который нам пришлось с таким трудом и усердием выстраивать заново. И теперь я понятия не имела, хватит ли сил всё начать сначала.
Вся эта семейная драма вызывала у меня лишь тошноту и острое чувство одиночества. Я не знала, что мне делать дальше и как вообще реагировать на сложившуюся ситуацию.
Внезапно сзади послышался шорох. Я резко дернулась в испуге и обернулась. Это был Костя. Он молча прошел по берегу, бросил неподалеку от моего велосипеда свою обувь и сев рядом, закурил. Я удивилась его появлению. Как он вообще меня нашел? Выпрямившись, я потупила взгляд на чистую озерную воду, в которой отобразились первые вспыхнувшие звезды.
— Если захочется пореветь — реви. Стыдить не стану, но еще одного платка у меня с собой нет, — тихо произнес Костя и сделал очередную затяжку.
— Я сохранила тот твой платок.
— Не удивлен.
— Только вот он дома остался, — я невесело улыбнулась и обняла свои колени.
— Это она впервые после своего побега объявилась?
— Ага, — едва выдавила я из себя. Очередной ком слез стянул горло так, что мне показалось, будто в него кто-то вцепился стальными острыми пальцами.
— У меня в детстве тоже была похожая ситуация. Только наоборот. Папаша то приходил, то уходил. Выносил мозг моей матери. Я еще сопляком был, но уже имел неплохую физическую форму. На все школьные соревнования ездил. Мать часто ходила либо заплаканная, либо с синяками по всему телу. Он только почему-то ее лицо не трогал. Однажды мне всё это просто осточертело.
— И что ты сделал? — осторожно спросила я и крепче прижала колени к груди.
— Поколотил своего папашу, выбросил все его вещи и выставил за дверь. Больше он в нашей жизни не появлялся и мать наконец-то перестала плакать, — с улыбкой, в которой не было ничего веселого, ответил Костя. — Иногда людям сложно вырваться из обстоятельств, в которые они угодили.
— Да, но я не хочу колотить свою маму.
— И не нужно. Я просто пытаюсь до тебя донести, что твоя ситуация неуникальна. И ты ни в чем не виновата.
— Мне просто хочется, чтобы они либо помирились раз и навсегда, либо разошлись раз и навсегда. Чтобы каждый из них был счастлив. Не знаю. Может, это эгоистично — надеяться, что люди поступят так как тебе хочется, — я пожала плечами и опустила подбородок на колени.
— Все люди эгоисты, — Костя выпустил последнюю струю дыма в небо и затушил в песке бычок. — На самом деле всем насрать на чувства окружающих. Нет, конечно же, большинство в этом никогда не признается и будет старательно отыгрывать роль участливого человека. До тех пор, пока не случится собственное дерьмо. Каждый из нас стремится прикрыть свой тыл. И если потребуется, прикроет его за счет другого. Такова жизнь.