— Мне жаль, — вдруг тихим отстранённым голосом произнес Костя.
Я ему не поверила, потому что он сам папе говорил, что никого жалеть нельзя. С чего бы тогда сейчас решил изменить своему принципу?
— Главное, что сейчас со мной всё в порядке. Настолько, насколько это возможно, — пожала я плечами.
Костя снова взглянул на меня и… лучше бы он этого не делал, потому что в его взгляде отчетливо проскользнуло сострадание. Словно… Словно Косте действительно было не плевать на меня, ровно, как и на мою короткую малоприятную историю.
— Не нужно, — прошептала я и качнула головой. — Я почти тебя уже отпустила.
Развернувшись, я забрала бинты, торопливо вышла из спальни и столкнулась с матерью.
— Аккуратней, — она отошла в сторону и скользнула по мне недовольным взглядом. — Почему Костя всё еще у нас?
«У нас» заставило меня скривиться. И когда это мать решила, что снова стала частью «мы»?
— Помощь ему нужна была. Вот и остановился здесь, — пробормотала я.
— Понятно, — мама глянула на закрытые двери дальней спальни, затем снова на меня. — Ну и почему стоишь? Заняться больше нечем?
Занятий мне хватало сполна, но сил для вступления в очередную словесную перепалку попросту не было. А после того, как я рассказала Косте о том, о чем ни одна живая душа не знала, любые крохи сил ушли в минусовую отметку.
Вернув бинты и прочее на место, я взяла ноут и ушла в беседку. Рассматривая запястье, на котором уже заалел очередной след от пальцев Кости, я мысленно задалась вопросом, почему ему вдруг так стало важно узнать правду о моих шрамах? Почему ему не всё равно?
Открыв ноут, я помассировала виски и даже не успела проверить подключение к WI-FI, когда заметила мать. Она направлялась в мою сторону, и я почти сразу же ощутила неладное. Мать была зла.
— Ну и почему ты здесь сидишь? — спросила она, остановившись в проходе беседки.
Я растерянно посмотрела на ноут, затем — на мать. Ее вопрос был не претензией, а элементарной попыткой найти повод, чтобы пристать ко мне.
— Английский учу, — ответила я первое, что пришло в голову. Что бы я ни сказала, мать всё равно от меня не отцепилась бы.
— Английский? — ее губы скривились в снисходительной улыбке. — Ну и зачем он тебе? В Америку что ли собралась? Тебя там кто-то ждет?
— Нет. Просто для себя учу.
На долю секунды я снова ощутила себя той маленькой девочкой, от которой мало что зависело. Мне это категорически не понравилось. Я давно уже стала взрослым человеком.
— А это у тебя что? — мать глянула на мою шею.
— Ничего, — машинально ответила я и поправила ворот футболки. У основания шеи, ближе к левой ключице, у меня остался след после поцелуя-укуса Кости.
— Кто это тебе наставил засосов?
— Никто, — я с такой силой захлопнула крышку ноута, что тут же об этом пожалела. Не хотелось бы разбить экран.
— С засосами ходят только потаскухи. Решила стать потаскухой?
— Не тебе об этом рассказывать, — ощетинилась я и вскочила со своего места.
Оглушающий хлопок на секунду стер перед моими глазами очертания беседки. Горячая волна прокатилась от лба к подбородку. Слабый металлический привкус крови вызвал дурноту.
— Не имеешь права так со мной разговаривать, — прошипела мать.
Часто заморгав, я прижала ладонь к горячей и пульсирующей болью, щеке. Случалось всякое, но меня никто и никогда в жизни не бил. До этого момента.
— Отошла от нее! — прогромыхал за спиной матери Костя. — Снежана, я тебе мозги вышибу, если ты сейчас же не отойдешь от своей дочери.
Внешне Костя выглядел совершенно безэмоциональным, но гнев в его голосе ощущался уж слишком отчетливо. У меня невольно скользнули мурашки по спине.
Вся спесь тут же слетела с матери. Она явно не ожидала, что нас кто-то застанет. Мама медленно отошла в сторону, и я заметила, что Костя держал в руке пистолет. Его глаза были не просто серыми, а практически черными. Он внимательно посмотрел на меня, и я вдруг поймала себя на мысли, что Костя уже принял для себя окончательно решение. Я больше не видела в его глазах задумчивости, сомнений. Не видела, чтобы он взвешивал «за» и «против».
Странно, но почему-то не получилось отделаться от мысли, что это принятое решение напрямую касалось меня. Моей судьбы.
Четырнадцать.
Костя
Не без труда, но я надел обратно футболку и зашипел. В плече больно потянуло, хотя я старался лишний раз не дергаться. Без толку. Пусть я себя и чувствовал уже получше, чем вчера и позавчера, но пулевое от этого быстрей затягиваться всё равно не спешило. Ощущение собственной неполноценности вымораживало. Ни согнуться нормально, ни разогнуться, ни просто спокойно лечь так как хочется. Но всё это было временной херней. Да и далеко не первой.