— Почти не изменилась, — отметил он.
— Мы же не двадцать лет назад виделись.
— Точно. Но пара дополнительных сантиметров твоему росту не помешали бы.
Я никогда не могла похвастаться высоким ростом. В школе всегда была самой низкой. Раньше это меня временами смущало, а затем как-то незаметно привыкла.
— И без них хорошо живется, — мои губы дрогнули в слабой немного смущенной улыбке. — Может, ты проголодался? Я там успела много всего свежего приготовить. Отец мою стряпню любит.
— Ну раз любит, тогда тащи, — Костя отложил пистолет на соседнюю подушку и принял полулежащее положение таким образом, чтобы не беспокоить свое раненое плечо.
Кивнув, я торопливо вышла из спальни и почувствовала, как щеки неожиданно стали горячими. Мельком глянув на себя в зеркало трельяжа, я отметила, что щеки были не просто горячими, но и розовыми. Что это? Смущение? Я давно переросла тот возраст, чтобы глупо хихикать и краснеть при виде понравившегося мальчика. С другой стороны, всё это было для меня в новинку. Потому что никаких понравившихся мальчиков и отношений я знать не знала.
Выбросив все лишние мысли, я торопливо подогрела ужин, аккуратно нарезала хлеб и овощи, налила щедрую порцию свежего супа, выловив побольше мяса и вернулась в дальнюю спальню.
Костя молча сел и осторожно принялся есть. Я осталась стоять у дверей, стиснув похолодевшими от волнения пальцами кухонное полотенце. Я знала, что хорошо готовлю, но всё равно переживала, что где-то могла напортачить.
— Понимаю Олега, — вдруг произнес Костя. — Ты действительно вкусно готовишь.
Я тихо выдохнула, словно только что сдала один из самых сложных экзаменов. С каждой новой ложкой Костя начинал есть всё быстрей и быстрей, будто в нем вмиг проснулся просто зверский аппетит.
— Ты боишься меня? — спросил он, когда закончил с мясом и вытер салфеткой рот.
— Что? — растерянно спросила я, решив, что мне послышалось.
— Стоишь почти не двигаясь. Краснеешь, потом бледнеешь. Еще чуть-чуть и трястись начнешь. Вот и спрашиваю: боишься меня?
Я не знала, что больше всего меня удивило: вопрос или наблюдательность Кости. Причем наблюдательность эта оказалась такой скрытной, даже немного пугающей.
— Отчасти боюсь, — тихо ответила я.
— Понятно.
Переждав пару секунд, я подошла, чтобы забрать грязную посуду и в этот момент Костя резко схватил меня за запястье. Стало немного больно. Я замерла, будто угодила в капкан и посмотрела на Костю с широко раскрытыми глазами. Он смотрел на меня в ответ. Недолго, но настолько пронзительно, что мне вдруг стало тяжело дышать.
— Спасибо тебе за ужин. И за заботу. — Медленно произнес Костя. Мне показалось, в его глазах цвета ртути промелькнула тень каких-то не совсем понятных мне эмоций, но уже в следующую секунду лицо снова стало, будто высеченное из камня. — Красивый сарафан, — он скользнул быстрым взглядом по моей одежде и снова аккуратно принял полулежащее положение.
На мне был самый обычный сарафан нежно-фиалкового цвета. Я купила его с биркой в прошлом году в секонде. Удобная вещь на летний период. Без лишних деталей и синтетики. Чем он Косте мог понравиться для меня осталось загадкой.
Когда я вернулась на кухню и переложила всю посуду в раковину, схватилась за ее края, чтобы переждать хаос в грудной клетке. Сердце буквально бесновалось, а щеки горели так, будто я весь день провела на солнце и не удосужилась нанести на них солнцезащитный крем.
Да, я немного боялась вот такого Костю, но то, что сейчас происходило со мной, явно не имело никакого отношения к страху.
Шесть.
Ближе к вечеру папа, как обычно, вернулся с работы. Я в это время убиралась на кухне. Папа заглянул ко мне, чтобы проверить, всё ли в порядке, а затем отправился навестить своего больного друга. Минут через десять я услышала шарканье комнатных тапок и заметила, что папа с Костей отправились в сторону беседки, расположенной напротив ореха и окруженной пышными кустами сирени.
Наблюдая за ними из окна кухни, я поймала некоторую удивительность ситуации. Еще днем Костя давился собственной болью и старался унять крики, что раздирали его горло. А уже вечером спокойно сидел в беседке, неторопливо курил и что-то пил. Наверное, папино вино. В конце концов, на плече осталась не просто царапина, а след от огнестрельного ранения! Но судя, по грудному смеху, что моментами доносился из беседки, это ранение Костю ни капли теперь не волновало.