— Тоби любит балет? — спросила Мария.
— Не знаю, — ответила Фло, не сводя глаз с пачки.
— Тоби в нее не влезет, — сказал Саймон, который стоял поодаль, всем своим видом демонстрируя, что выбор подарка его нисколько не интересует. — Тоби слишком большая.
— Она во втором классе, — ответила Фло. — Но ей понравится пачка. Она в ней будет очень красивой.
— Ну, раз мы не знаем, любит именинница балет или нет, может, поищем ей что-нибудь другое? — предложила Мария. — Давай-ка пройдемся по магазину.
Мария помнила, что во времена ее детства на день рождения дарили наборы красок, бейсбольные перчатки или колечки, символизировавшие вечную дружбу, однако Фло настаивала на том, чтобы подарить Тоби что-нибудь из одежды. Фло и Мария пересмотрели множество платьев, слишком дорогих, чтобы покупать их девочке, которая скоро из них вырастет. На полке лежали свитера. Мария вытащила один, в разноцветные полоски: красные, синие, желтые, зеленые, розовые, оранжевые и лиловые. Он напомнил ей об одном Рождестве: ей тогда было семь лет, и она попросила у Санта-Клауса «юбку разных цветов», а вместо этого получила черную с мелкими фиолетовыми узорами.
Фло снова потянулась за пачкой.
— Как насчет этого свитера? — спросила Мария.
Фло кивнула.
— Подойдет, — сказала она. — Если ты хочешь.
— Знаешь, — сказала Мария, вспомнившая всю горечь того рождественского подарка, — мы можем купить эту пачку для тебя. Как ты на это смотришь?
— Ой, правда? — воскликнула Фло и захлопала в ладоши.
— Можем мы наконец идти? — спросил Саймон.
— Сейчас, только заплачу, — ответила Мария. — Кеды купим в «Спорт-Лофт», по дороге домой. — Стоя в очереди, Мария почувствовала странное облегчение. Она поняла, что все время, пока они находились в Торговом центре, постоянно оглядывалась по сторонам, боясь встретиться с Гвен. Сейчас у нее было ощущение, что они спасаются бегством. И в то же время она была в восторге от того, что ей удалось заставить детей Софи улыбнуться.
Однако вечером того же дня, когда дети уже легли спать, Гвен позвонила.
— Мы с Эдом хотели узнать, приедут ли внуки к нам на обед в воскресенье, — произнесла она. — У нас это стало своего рода традицией, кроме того, я уверена, у тебя найдутся свои дела.
— Вообще-то нас уже пригласила моя мама, — сказала Мария, и ее голос прозвучал более тепло, чем ей хотелось бы. Это было трудно — вежливо разговаривать с матерью человека, который издевался над Софи, особенно после того, как сестра рассказала о роли, которую Гвен сыграла в жизни Гордона. Однако Мария понимала, что и Гвен нелегко нормально разговаривать с сестрой убийцы ее сына.
— Понятно, — отозвалась Гвен. Она на мгновение замолчала и, поскольку Мария ничего не говорила, продолжила. — Как они там?
— Очень расстроены, — ответила Мария.
— Могу себе представить, — послышался ее голос, и, несмотря на последовавшее за этим молчание, Мария поняла, что Гвен плачет на другом конце провода.
— Это тяжелое время, — тихо произнесла Мария.
— Я не могу поверить, что его больше нет, — сказала мать Гордона, и сердце Марии сжалось. Она подумала о Софи, которая сейчас находится в тюрьме. Мария сочувствовала Гвен в ее утрате, но не могла заставить себя произнести эти слова вслух.
— Ну что ж, я скажу детям, что вы звонили, — пообещала Мария.
— Когда мы их увидим? — всхлипывая, спросила Гвен. — Я хотела позвонить раньше, но, честно говоря, я думала, что Эд не перенесет встречи с ними. Саймон просто копия Гордона. Эд ужасно страдает.
— Я понимаю, — чуть помедлив, вымолвила Мария.
— Итак, когда это можно сделать? — спросила Гвен.
— Не думаю, что вам стоит сейчас встречаться с детьми, — ответила Мария.
— Почему? — внезапно тон Гвен стал ледяным.
— По той же причине, по которой Эд не мог увидеться с ними: эта встреча может разбудить тяжелые воспоминания.
— Мне это совсем не нравится, — отрезала Гвен. Сейчас она говорила в своей привычной манере. — Не знаю, где ты набралась подобных мыслей, но хочу задать тебе один вопрос: ты когда-нибудь слышала о правах деда и бабки?
— Да, — ответила Мария.
— Так что если ты будешь мешать нам с Эдом общаться с детьми Гордона, мы подадим на тебя в суд. Это понятно?