— Никос! — Жора постучал костяшками пальцев о стойку. — Эй, Никос!
В дверях, расположенных за стойкой, показался тучный горбоносый владелец харчевни.
— А-а, Жора, заходи! — сказал он неожиданно тонким и равнодушным голосом. Время от времени он отдувался в висячие запорожские усы и вытирал полотенцем потеющую лысину.
— Никос, джентльмены хотят шамать, — показал на ребят Жора.
— Кефаль есть, чурек есть. Сам пива пьешь? — по-прежнему равнодушно сказал Никос.
— Роскошно! Прошу подавать.
— Платишь сейчас, — обронил Никос, поворачиваясь к дверям.
— Брильянтик мой, вы ведете пошлый разговор. Плачу вечером. За хранение багажа — тоже.
— Ну, ладно, — махнул полотенцем Никос и исчез в дверях.
От жареной кефали и белого чурека Димка совсем разомлел и с блаженной беспечностью слушал жаркий шепот Валета.
— Бриллиант — фартовый, — говорил тот, поглядывая белесыми глазами на Жору, разговаривавшего возле стойки с Никосом. — Он, знаешь, целую шаланду папирос увел. Здесь, у Никоса, лежат. Сегодня будем сбагривать по дешевке. Слышь?
— Ага, — дремотно сказал Димка.
Папиросы так папиросы, это лучше, чем шататься по базарам и голодными глазами высматривать — что некрепко лежит. За то, что продаешь папиросы, бить не будут. Недаром Костька говорил, что на юге житуха мировая. И Димке казалось — наконец-то его жизнь поворачивается к лучшему.
Тихо шелестели старые липы, просеивая сквозь листву крупные южные звезды. Под ногами гуляющих скрипел песок, перемешанный с морской галькой. Духовой оркестр второй раз кряду начинал играть «Марш Буденного».
Димка, с каким-то неясным, тревожным холодком в груди, шагал рядом с Валетом по аллее городского сада. Не то радостно от приподнятой атмосферы, которая царила здесь, как на всяком гулянье, не то чего-то боязно. В карманах у него было рассовано двадцать пачек папирос, двадцать первую он держал в руке. Так настоял Жора-Бриллиант: чтобы у каждого — «очко». Папиросы высшего сорта: желтые коробочки с белой надписью «Сафо». Шут его знает, как их продавать! Утренний оптимизм покинул Димку, и порученная ему коммерческая операция стала представляться все более трудной.
— А чего их сам Никос не купит, раз по дешевке? — спросил он наконец.
— Чудак человек, а кому он их продаст? Биндюжники «Сафо» не курят, — усмехнулся Валет. — Да ты чего дрейфишь? Только покажи — сразу расхватают.
Он подтолкнул Димку в плечо и показал в конец аллеи.
— Топай к шашлычной. У входа часы заметил? Там сойдемся в десять.
Над шашлычной поднимался синий чад, распространяя терпкий дразнящий запах пригорелого мяса и сала. Между столиков сновали девицы в белых передничках, держа в каждой руке по две кружки пива. Димка нерешительно пошел вдоль прохода, изредка покрикивая:
— Купите папиросы! Купите папиросы «Сафо»!
Он прошел всю освещенную площадку шашлычной — никто не покупал. На обратном пути он стал подходить к столикам, негромко предлагая:
— Папиросы «Сафо» не хотите? Высший сорт! Дешево отдам.
Какой-то захмелевший франт взял у него пачку и бросил на стол скомканный рубль.
— У меня нет мелких, — сказал Димка.
— Ладно, твои...
Димка торопливо отошел. Как будто дело двинулось. Скоро оказалось, что продано уже десять пачек. И каждую пачку он отдавал, словно сваливая с плеч еще один тяжелый груз. Что-то унизительное почувствовал он вдруг в этом топтанье меж пьяными. Будто милостыню просишь!
— Эй, мальчик! — Придерживая пенсне, его подзывал человек с рыжей щеточкой усов на желчном лице. — Мальчик, поди сюда.
Димка подошел.
— Почем? — спросил человек.
— Полтинник.
— Что дешево? Испорченные? Краденые? — допрашивал человек, близоруко разглядывая коробку.
Димка испугался, но состроил обиженное лицо.
— Что вы, дяденька! Свежие... И вовсе не краденые, а так...
— Есть еще?
— Есть...
— Много?
— Десять.
— Давай все!
Человек расплатился и, аккуратно раскладывая пачки в портфеле, проворчал:
— Украл, наверно, мошенник.
Но Димка уже мчался по аллее. Ф‑фу, гора с плеч!.. Он засмеялся, подпрыгнул, поддав себя пятками в зад, и пошел на доносившиеся издали звуки духового оркестра.
Покружившись по саду, Димка остановился возле фанерной будки с вывеской «Самотек», Выставленный на прилавок жестяной щит украшала сакраментальная надпись:
Димка внимательно прочитал стишок, постоял немного — и решительно протянул деньги.
— Дайте бутылку «Самотека»! — В конце концов, лишний полтинник принадлежал ему.