— У тебя голова, э‑э, Димка! — хлопнул Бурцева по плечу Муслим. — Я всегда говорил...
— А железо должно быть, Георгий Минаевич, — встряхнул снабженца Бурцев. — Сами понимаете...
— Понимаю... — без обычной цветистости ответил Кахно. — Сделаю... Вино открыто, надо его допить...
Распахнув дверь, на пороге стал Ильяс.
— Победа, Дмитрий Сергеевич, так? — сверкнул он золотым зубом и, протянув руки, пошел к Бурцеву.
— Так, так... — передразнил Бурцев, привлек его к себе и хлопнул по спине. — Что отец, что сын... А победу трубить подождем. Боюсь, что ягодки-то еще впереди...
— Разжуем и косточки выплюнем!.. — засмеялся Ильяс. — Теперь я верю, так?..
Вслед за ним рассмеялись и остальные. Напряжение двух последних дней прорвалось приподнятым оживлением. Что ни говори, первый успех ободрял...
Ударил тугой влажный ветер, взъерошил, как перья голубя, листки настольного календаря, потянул сквозняком в открытую дверь. Духота, давившая в продолжение дня, разрядилась. Стало легче дышать...
— Будет гроза... — сказал Бурцев, подойдя к окну. — Пора, товарищи, по домам.
— Сейчас не страшно, — ответил Муслим. — Вот когда персик и урюк цветут, тогда плохо, э... Сейчас не страшно. В воскресенье виноград будем пробовать.
— Уже? — обернулся Бурцев. — Зеленый, наверно?
— Э-э, пробовать можно, — лукаво прищурился Муслим. — Ты скажи Эстезии Петровне...
Бурцев кивнул и, взяв его под руку, пошел к выходу.
На столбе у проходных ворот раскачивался фонарь. В такт ему, только в противоположные стороны, качалась вытянутая тень автомашины.
Открыв дверцу, высунулся Миша. Глаза его фосфорически сверкнули в густой тени.
— Поехали? — негромко спросил он.
— Давай. Развезем всех... — сказал Бурцев и обернулся.
— Э-э, поезжай, поезжай, — отмахнулся Муслим. Я сказал Хайри, что ночую в городе, с Ильясом. Доедем на трамвае, э...
— А вы, Георгий Минаевич? — спросил Бурцев.
— Спасибо. Пройдусь, как по Дерибасовской в шторм, — отказался Кахно и захлопнул за Бурцевым дверцу.
Крутился в машине, трепал волосы пахучий озонированный воздух. Бежала навстречу, ослепительно сверкая, белая центральная полоса на темном полотне асфальта. Вспыхнув, отставал донесшийся с затененного тротуара промытый девичий смех.
— Что, Миша, сможем мы сейчас поужинать где-нибудь? — наклонился к шоферу Бурцев и с веселым изумлением прибавил: — Впрочем, я еще и не обедал сегодня. Веду ненормальный образ жизни.
— В «Регину» можно... то есть в «Зеравшан»... — кивнул Миша и искоса взглянул на директора. — Жинку надо выписать... А так — недолго и с копыт долой...
— Вполне... — беспечно согласился Бурцев. Приподнятое настроение не покидало его, и этому как нельзя более способствовала оживленная атмосфера ночного города, сверкающего огнями под черным грозовым небом.
В ресторане было светло и шумно. Небольшой оркестр в убыстренном темпе убеждал: «Шагай вперед, мой караван...» Здесь тоже чувствовалось оживление, еще более подогретое вином. Громче звучали голоса, быстрее носились меж столиков официантки, ярче блестели глаза женщин...
— Может, и мы выпьем по одной? — спросил Бурцев, утолив первый голод и оглядываясь.
— Вы пейте, а мне нельзя... за рулем... — с заметным сожалением ответил Миша. — Зарок давал после одного случая.
— Ладно, шут с ним... Не стану ломать компании, — махнул рукой Бурцев и, откинувшись, закурил.
По проходу шла девушка-цветочница с корзинкой снежно-белых шаров бульденежа. Цветы, очевидно, были последние в году. Прозелень лепестков начинала переходить в желтизну, но шары еще держались, не опадали.
Заметив пристальный взгляд Бурцева, девушка подошла к нему. Бурцев с сомненьем покосился на Мишу и взял букет.
Долго собиравшаяся гроза ударила наконец первым оглушительным раскатом грома. Зазвенели бокалы на столах, вскрикнула женщина. Некоторые поспешили к выходу. Поднялся и Бурцев. Густая тьма еще в дверях ослепила, ударила ему в лицо мокрым жгутом ливня. Пока удалось добежать до машины, шелковая рубашка прилипла к спине.
Ветер, набравший силы, раскачивал стволы кленов, разбивал в пыль капли дождя. Недавнее веселое оживление улиц сменилось неопределенной тревогой. Как испуганные птицы, в косых потоках дождя мелькали сорванные со старых дубов небольшие ветви с распластанными листьями. Прохожие, укрываясь чем могли, бежали по тротуарам.
— Попали в переделку, — встряхнул мокрыми волосами Бурцев.