Из-за двери послышался звук шарканья кожаных ботинок о щебень, и третий человек появился в дверном проеме чайного домика. Он тяжело опирался на скрученный посох из твердой вишни, с единственным листиком изумрудно зеленого цвета и крупным шипом, растущими на его верхушке. Деревянная чаша для милостыни свисала с пеньковой веревки на его талии. – Трубка, Серебряная борода, - сказал он, кивая двум старикам в домике. – Он идет. Я видел его на тропе.
- Мы тоже его видели, Шип, - ответил Серебряная борода, отвернувшись от окна. – Он думает, что он умник, заставив всех нас его ждать. Почему он не прыгнет и не подлетит наверх?
Трубка сбил немного углей на пол. – Он уважает собрание выбранной формы.
- Пф, - фыркнул Серебряная борода. – Ничего он не уважает. Я даже начинаю думать, что наши маленькие воссоединения, это пустая трата времени.
Шип засмеялся, смехом, похожим на шелест листьев на сильном ветру. – Ты так говоришь на каждой нашей встрече, и все же, что-то тебя возвращает сюда каждые 1 000 лет.
- Он одинок, - сказал Трубка, ухмыляясь.
Серебряная борода хмуро ответил на его ухмылку. – У меня есть надежда.
- Надежда? – Трубка поднял лохматую бровь. Его губа подернулась, и тонкая лента дыма поднялась из его рта к потолку. – Надежда на то, что он изменится? Надежда на то, что он сбросит бесконечность пороков и выйдет из тьмы, чтобы снова лететь с тобой перед взором солнца? Ты можешь с тем же успехом ждать, пока каждый смертный в Камигаве обретет просветление!
- Я надеюсь на это тоже, - сказал Серебряная борода, тихо отворачиваясь и выглядывая в окно.
Трубка выдул очередное облако едкого дыма и усмехнулся Шипу, который медленно подошел и присоединился к нему за столом. Трубка указал на Серебряную бороду, стоящего у окна. – Буд-то он способен отличить смертного от облака в небе, а?
- Я знаю смертных! – Сказал Серебряная борода, развернувшись к ним. Теплый бриз пронесся по комнате, всколыхнув его усы. Он пах полем травы сусуки под полуденным солнцем. - Хотите послушать о том, как я провел время за эти 1 000 лет? Я…
Трубка взмахнул рукой, улыбаясь. – Спокойнее, дружище. Я не хотел тебя обидеть. Прибереги свои рассказы к тому времени, как мы все соберемся. Чешуя уже почти пришел, а последний… - Здесь Трубка замолчал и метнул многозначительный взгляд через стол, на один из пустых табуретов.
- Старые воспоминания встречаются в одолженных одеяниях, - произнес голос – чуть громче шепота – из воздуха над пустым табуретом. – Рукава моей мантии все еще мокрые от слез горя нашего последнего расставания, или это кровь тех, кого мы нежными руками увели из этого мира?
- Как мило, что ты присоединился к нам, Роса. Как всегда, говоришь загадками.
Подул теплый, соленый ветер, и с ним появился человек, сидящий на табурете. Он был одет в парящую лазурную мантию, мерцающую, словно вспомнив о пойманных когда-то лучах заката на море.
- Я был здесь задолго до твоего прихода, дорогой Трубка, - сказал человек по имени Роса, - и весь мир это загадка. Я лишь говорю истину.
Трубка, вынужденный как-то ответить, было открыл рот, но был прерван лютым воющим ветром у дверей. Пятый человек вошел в чайный домик. На нем была плотная мантия из промасленной мешковины, запачканной по краям высохшей грязью дорог. Его глаза были мелкими, черными гагатами, блестящими из впалых глазниц, а кожа была сухой и почерневшей. Морщины на коже были покрыты оранжевыми пятнами, оставшимися после какой-то болезни, перенесенной в давние времена. Он улыбнулся, обнажив черный язык, трясущийся между беззубых десен.
- Мой ход.
Пройдя к столу, он протянул руку и поднял одну из фигурок, желудевое нэцке, вырезанное в форме яйца, вокруг которого сплелись три змеи. Он провел грязным ногтем вдоль одной из линий на столе, пока не достиг свободного пересечения. Он поставил фигурку на стол, глаза Трубки напряженно следили за каждым его движением. Удовлетворившись, старик шлепнулся на табурет и принялся громко кашлять.
Трубка вежливо подождал, пока утихнет его приступ, затем проговорил. – Приветствую тебя, Чешуя. Серебряный как раз собирался рассказать нам о его глубинных познаниях о потенциале смертных в вопросе просвещения, не так ли?
- Ах, я люблю хорошие сказки, - проскрипел Чешуя, его хриплый голос звучал, как надрывный шепот.
Серебряная борода проигнорировал его и сел на последний свободный табурет. Затем, сложив перед собой руки, словно в молитве, он начал говорить.
- Вы смеетесь, когда я говорю о просвещении смертных, но это больше чем сказка, или праздная игра ками, - сказал он, указывая на стол перед собой. – Я видел, как это происходило перед моими собственными глазами. Я видел, как смертный получал просветление, и был свидетелем вознесения после смерти.