илла. - Ну, до полного взаимного понимания нам ещё далеко, если «ещё» предполагает развитие наших отношений. И ещё! - улыбнулся Эдгар, - ты что-то забыла, рассказ не завершён. - Что же? - удивилась художница. - Я вспомнил тебя, Камилла! Зимой ты приходила в длинном белом пальто на заседание ЛИТО (литературное объединение, - авт.) по объявлению в газете. Мы приглашали любителей поэзии на Рождественские чтения. А, Камилла Клодель! - Ты знаком с творчеством Клодель? Трагическая судьба. Какой скульптор! Какая любовь! Какая судьба! Родной брат поместил её в дом для душевнобольных! Надо же! - И заметь, она прожила в нём до 78-ми лет. Напоминает дочь Гюго и её судьбу. И она в таком же месте закончила свои дни. Так как её звали? - решил проверить Эдгар Камиллу. - Адель! Вот это любовь! - наливая себе вина, с чувством гордости ответила художница. - Браво! Браво! Я тебя сразу тогда заметил, на заседании ЛИТО. Ты села за последний стол и внимательно слушала художника, которого мы пригласили, чтобы он рассказал о своём творчестве. Он принёс пять картин и на их примере рассказал о своём творчестве, - заключил Эдгар. - Я не ошибся? - Да, - подтвердила Камилла, - это была я. Но тогда я о тебе ничего не знала. Его картина «Депеша» мне понравилась. Неплохая работа. - Неплохая работа?! Я ведь ещё не видел твоих работ, а ты уже даёшь заключение. Картина хорошая, только без лиц. - Ты не видел? - возмутилась хозяйка. - Ты не видел мои картины? А той ночью? - Я не помню. Так ты, я смотрю, знаешь обо мне много. А вот я - нет. Стало темнеть. На улицах загорелись «кобры». Камилла включила свет. Начал моросить дождь. Прохожие ускоряли шаги, чтобы попасть поскорее домой, приготовить еду, выпить чаю и сесть к телевизору, по которому показывают бесконечные сериалы по всем каналам, или игры, или разборки между родственниками. Эдгара такие передачи возмущали. - Да, я о тебе знаю достаточно, но не знаю, что у тебя внутри, в душе. - Ты же сказала, что наши души - сёстры! - напомнил Эдгар. - Да, но и у сестёр бывают свои тайны. - Ты любишь тайны? - И тайны, скажем так, - пояснила хозяйка. Они сидели у Камиллы в мастерской. Мастерская, была такой же мастерской как и у большинства художников. Картины стоят «лицом» к стене. А та, над которой художник работает в данный момент, скрыта от глаз посторонних белой простынёй. Почему художники так делают? Такой у них обычай. Толи боятся тему раскрыть, толи сглаза, толи в силу её незавершённости... Поэтому Эдгар и не мог оценить степень таланта Камиллы, словно она специально всё устроила так, чтобы он ничего не увидел. До поры... - У тебя большой дом, - сказал Эдгар. - Сколько соток земли? - Четыре. Все коттеджи построило ЗАО «Якутзолото». Здесь живут, в основном, пенсионеры, те, кто работал с папой. Я мало кого из них знаю. Мои родители в разводе вот уже 7 лет. Папа живёт в Москве, но часто уезжает в Магадан. В Магадане у нас есть четырёхкомнатная квартира. Раньше мы все вместе жили в ней. После развода мама захотела жить в Санкт-Петербурге на Васильевском острове. Она родилась в Смоленске, училась в Ленинграде, где и познакомилась с отцом. Папа купил ей трёхкомнатную квартиру на Васильевском острове, рядом с памятником Гоголю. Ну, а я решила уехать на юг. Хватит зимовать! Мама живёт в гражданском браке с новым «папой». Я была у них в прошлом году. У него от первого брака в Омске есть сын Сергей. - Какие у тебя отношения с мамой? - спросил Эдгар. - Можешь не отвечать. - Натянутые. Она никогда меня не понимала. Кстати, она по профессии искусствовед и художественный критик. К тому же, неплохо рисует гуашью. Пишет критические статьи о художниках. Она и меня учила с детства рисовать. Потом увидела во мне талант - и начала развивать его. Я поступила в Магадане в школу искусств, а потом закончила Академию художеств в Санкт-Петербурге. Работала в мастерской у Зураба Церетели. Но после года работы ушла. - Не понравилось? - В общем, я много трудилась, выполняла разную работу. За моё трудолюбие мне поручали исполнять ответственные заказы. Мастерская выполняла много заказов, и из-за рубежа тоже. Церетели хотел создать мастерскую вроде той, которая была у Тициана в Венеции. Мне так показалось. - Я видел эту мастерскую, и царящую в нём атмосферу творчества, в фильме «Эль Греко», - пояснил Эдгар. - Да, что-то вроде этого. Но больше за это время, находясь в мастерской, я набирала опыта и училась у акварелиста Дедова Анатолия Анатольевича, который мне всегда говорил: учёба учёбой, а ты должна идти своим путём. Он многому меня научил, а мастерская - трудолюбию. Когда мне надоело выполнять одно и то же, я ушла. - Как Эль Греко, - засмеялся Эдгар. - «Стань Эль Греко. Зачем миру ещё один Тициан?» - процитировал гость фразу из кинофильма. - Ты удивляешь меня. Говоришь цитатами... - Извини, Камилла, я тебя перебил. Но я кроме фильмов о творческих людях - правополушарных, как называют на Западе творческих людей, ничего не смотрю. Все пересмотрел по 5-10 раз. Они вдохновляют на творчество. - Я тоже, - улыбнулась Камилла. - С папой мне легче. Он меня понимает. Мать хотела, чтобы я жила с ними - с ней и её новым гражданским мужем, у которого пять ювелирных магазинов в Питере. Он не бедный. Когда мама узнала, что папа купил мне квартиру на юге, в тридцати минутах езды от моря, и я уезжаю из Магадана - не в столицу искусства, а в какую-то «тьмутаракань», она закатила мне сольный концерт: «Ты загубишь свой талант! Я что, зря столько времени потратила на тебя? Я мечтаю, чтобы ты стала знаменитой художницей. У меня здесь много знакомых творческих людей, большинство из них имеют выставочные салоны. А ты знаешь, сколько стоит большой Выставочный зал, для показа картин, в день? Да ещё в Санкт-Петербурге, где так и рыщут по мастерским и выставкам коллекционеры из Европы и Америки! Ты знаешь? А там ты будешь сажать картошку и выращивать капусту, что ещё делают на Кубани?» - Она недалека от истины. Аграрный край, - согласился с её мнением Эдгар. - Папа тоже удивился, уговаривал, делал сравнения, доказывал: Горячий Ключ - не Санкт-Петербург, подумай серьёзней. В конце концов, он купил мне дом в этом городе-курорте, поближе к друзьям, чтобы они за мной присматривали. Последние слова в аэропорту, которые я услышала от мамы были такими: «Ты там не задержишься надолго. Ты всегда старалась поступать наперекор мне!» Ты ещё не заснул? - спросила не без иронии Камилла. - Я весь внимание. Продолжай. Обо мне мы поговорили. Поведай свою историю. Скажу пока только одно - ты взрослее своих сверстниц. Такое чувство, что у тебя за плечами большая жизнь. И кое-что ты уже пережила. - Собственно говоря, главное я рассказала тебе. Останешься? - Камилла! Мы едва знакомы. Вернее, девять дней. И чтобы остаться, нужно время. - Да и возраста у нас разные. Ты уже спускаешься с горы, а я подымаюсь. Что может быть общего между нами? Начнут судачить, мол, вот председатель ЛИТО, редактор альманаха нашёл себе молодку и забавляется с ней. Стыд и позор! Как в первом томе «Как на духу», среди прочих рецензий на твои стихи есть и такие: «Разврат и непристойность», - развела руками Камилла, выражая недовольство рецензией. - Камилла, не иронизируй. Прими всё, как есть. Время покажет. Мне пора. Надо поработать с альманахом - написать про больницу, как там «лечат» за счёт больных. И ещё пару критических материалов. Не обижайся. Продолжай писать картину. Не скучай. - Буду работать до первых петухов. А может, я тебе не нравлюсь? - Как может такая девочка, прости, девушка не нравиться? Дело не в тебе. Понимаешь, о чём я? - Понимаешь, - тихо ответила хозяйка дома. - Я тебя или Вас провожу. Понимаете, о чём я? И она расхохоталась до слёз - толи от своей шутки, толи от пары бокалов вина, которые она медленно выпила, рассказывая о своей судьбе. А может, и потому, что история её жизни, которая только начинается, показалась ей смешной. Эдгар тоже начал смеяться, но потому, что уж так заразительно и от всей души смеялась Камилла. Они вышли на улицу. Дождь кончился. Слышен был стук колёс прибывающих к железнодорожному перрону поездов. - Как ты здесь живёшь? - Что? Шум колёс? Гудки локомотивов? Это иногда спасает меня от одиночества. Порой я иду на вокзал, сяду на скамейку и смотрю, как люди выходят из вагонов, бегут за газетами, водой, сигаретами. Посижу, наберу энергии и за работу, не чувствуя себя уже такой одинокой. Это мне помогает. - «Я один, но это не значит, что я - одинок...» - так кажется? - Да, Виктор Цой, - сказала Камилла. - Ты на машине? Я могу вызвать такси... - Камилла, я на машине. Эту машину знают все творческие люди города. Ты не представляешь, сколько она послужила на благо ЛИТО? - Где же она? - пытаясь угадать марку машины, на которой приехал поэт, спросила Камилла. - Вот! - показал на видавшую виды «копейку» Эдгар. - Вот эта? - Камилла снова расхохоталась. - Прости, прости, я не хотела. Кажется, в одном из твоих стихотворений я о ней что-то читала. «На самой прогнившей машине...» - вроде так, - процитировала она строку из стихотворения Эдгара и продолжала смеяться, словно не могла остановиться. Эдгар пожал плечами. Сел в машину. Ещё раз посмотрел на Камиллу, помахал ей рукой и поехал домой. * * * ЭДГАР ПОДЪЕХАЛ к дому. Взял рукописи поэтов и автобиографическую повесть Эллины Савченко, которую нужно было прочитать и отредактировать, закрыл машину и пошёл домой. Отогнал от себя Корсара - немецкую овчарку, который всегда своими лапищами бросается от радости на всех, кто проживает в доме, и па