– Удачно отдохнуть, Кацуми-сан! – в закрытые двери крикнул Холовора, поднимая лицо.
После работы Эваллё забрал свой заказ и вернулся в машину.
Город расцветал неоновой рекламой. По табло массового вещания транслировали выступление молодой финской звезды. Автомобили отовсюду сливались в общий поток. Движение ускорилось, когда Эваллё добрался до спального района. Работать с японцами оказалось на удивление легко и приятно.
Связка ключей болталась на пальце. Поднявшись на четвертый этаж, открыл нужную дверь. В прихожей автоматически включился свет. Сняв обувь, на ощупь просунул ноги в приготовленные для него тапочки.
В квартире никого не оказалось, и, вытащив небольшой бумажный кулек из портфеля, засунул тот в холодильную камеру. На белой крышке в ряд выстроились магниты, и Эваллё про себя улыбнулся. Освежившись после работы, с полотенцем в руках направился в гостиную, где тот час зажужжала подсветка аквариума. Мягкий кожаный диван прогнулся под ним, когда мужчина присел. Положил портфель на колени, щелкая застежкой, включил настольный бра. Эваллё опустил ногу на ногу и осторожно вытащил из глубокого отделения полученный заказ. Спустя несколько минут послышался тихий шум в прихожей.
– Эваллё, это ты? – раздался благозвучный мужской голос.
– Здравствуй, – сказал Эваллё, когда владелец квартиры вошел в гостиную. – Сегодня пораньше, – подняв взгляд на японца, приветливо улыбнулся.
– Да, отец отпустил.
– Ясно. Кацуми-сан сегодня в хорошем расположении духа. Я пригнал твою машину. Спасибо тебе.
– За что? – Акиджиро уселся рядом на диван.
– Ты не взял с меня денег за ремонт.
– Эваллё, ну что ты в самом деле! Мне звонят и говорят, что тебе пришлось два шва накладывать на лицо, а ты беспокоишься из-за какой-то царапины на бампере! Все равно, как компания выделит мне новую, эту я отдам тебе.
Акиджиро-сан был сыном президента компании, основанной два года назад в Хельсинки, но уже пережившей первый стремительный подъем, и был старше Эваллё на десять лет. Японец поспособствовал быстрому продвижению иностранца до уровня офисного сотрудника. Этому человеку Эваллё был обязан своим положением. Работа начиналась со службы чернорабочего в той же компании, первые месяцы приходилось крутиться на нескольких работах, подсчитывал каждый евроцент, чтобы оплачивать счета, кормить себя и иметь возможность откладывать необходимую сумму на счет в банке. До того вечера, когда Эваллё спас жизнь сыну богача. Богатеем же оказался иностранец.
Эваллё не оставил увлечение боевыми искусствами, продолжая выезжать с учителем на природу, где постигал тонкости ведения боя.
Так же Эваллё сменил фамилию и получил водительские права.
– Как твоя возлюбленная? Когда ты привезешь её? – поинтересовался японец, беря из рук Эваллё заказанный сверток в переливающейся подарочной обертке, зашелестел бумагой.
– Ты ведь знаешь, что я не смогу вас познакомить, – освободив руки, Эваллё снял черный, в полоску, пиджак, и расправил белый воротник рубашки. Свет от бра переливался на двух крупных пуговицах на жилете.
– Я продолжаю надеяться, что ты передумаешь. Я долго думал над тем, какой должна быть любимая девушка Эваллё, ради которой он столько работает.
– И какой она тебе представляется? – затаил дыхание мужчина, следя за тем, как увлеченно рассматривает подарок Акиджиро.
– Это ты подаришь ей?
Эваллё едва заметно кивнул.
Приглушенный свет бра рассеивал мрак в просторной гостиной. Огромный аквариум у стены добавлял уюта стальным и зеленым тонам гостиной.
– Она счастливая, – протянул японец, аккуратно заворачивая. – У меня нет такой. Мне кажется, девушка, которую ты выбрал, не может быть недостойной. Ты заслуживаешь самой лучшей, – Акиджиро взглянул на сидящего рядом.
Недолго они помолчали.
Японец поднялся и положил сверток на столик рядом с Эваллё.
– В каком аэропорту приземлится её самолет? – спросил Акиджиро.
– Завтра я встречусь с Михаилом Персивалем, узнаю номер факса, по которому вышлю ей сообщение.
– Персиваль – это тот врач, который осматривает тебя пару раз каждый месяц?
Эваллё пошел за другом в кухню, обставленную по последнему слову техники. Зажегся верхний свет, включилась микроволновая печь. Салатовые цифры застыли на сенсорной панели. За скрытым под жалюзи окном не было видно миллионов огней, которые сейчас переливались всеми цветами радуги.
– Да, и у нас завтра как раз встреча.
– Значит, Япония… Он доставляет тебе какое-то иностранное лекарство, которого нет в магазине… Давно хотел тебя спросить, что у тебя за болезнь? Возможно, я мог бы чем-то помочь. Есть хочешь? – Акиджиро открыл дверцу холодильника, заглядывая внутрь.
– Да, я не ужинал, но все равно собираюсь домой, там и поем.
– Хочу спать, – японец захлопнул холодильник и повернулся к собеседнику. – Ладно, Эваллё… а я-то надеялся, что ты поужинаешь со мной. Кстати, ты знаешь, что твой отец сейчас находится на Хоккайдо? Его недавно видели там.
– Мне уже рассказал Персиваль, – кратко ответил Эваллё, включая подсветку у настенных шкафчиков и наливая в стакан немного портвейна.
– Ты увидишься с отцом?
Повисло затяжное молчание, после которого мужчина глубоко вздохнул и произнес:
– Не знаю пока.
– Вы не ладили? – Акиджиро привалился к дверце холодильника и скрестил руки на груди. – Из-за этого ты сменил фамилию? Я многое слышал о Сатине Холовора. У него трагически погибла жена… твоя мать.
– Исчезла, – поправил Эваллё, делая глоток из прозрачного стакана.
– А еще у тебя есть брат и сестра.
– Теперь у меня другая жизнь, я никак не связан с прошлым. О моем отце говорят много чего плохого, но в большинстве слов заключена неправда. Когда-то мне было его жаль… но я ошибался на его счет, я никогда не перестану быть обязанным отцу. Не уверен, что теперь он захочет признать меня своим сыном, – задумчиво произнес Эваллё. – Мне хотелось бы его увидеть, но не знаю, возможно ли это теперь… когда многое изменилось. Сатин, – впервые за долгое время Эваллё назвал отца по имени, – считал меня уникальным.
Помолчав, Акиджиро вдруг рассмеялся, обхватывая пальцами свои предплечья:
– Вот бы не подумал, что сын знаменитого Холовора, который, кстати, частенько приезжал в Японию с группой, что его сын мыл полы в моем кабинете.
Эваллё растянул тонкие губы в улыбке.
Вместе они вышли в коридор: Акиджиро остановился на пороге ванной, уже включая там свет, Эваллё собирался уходить.
– Ты сообщишь Сатину о своем решении? – напоследок спросил японец, и когда Эваллё обернулся на дверь гостиной, указал туда: – Там твой пиджак остался и вещи…
– Я не забыл.
– Я бы на твоем месте познакомил отца с девушкой. Уверен, она ему понравится. Мою личную жизнь будут устраивать родители, к сожалению, так заведено. А у тебя есть свобода выбора. Ты можешь быть с той, которую выберешь сам.
– Не сомневаюсь, что она понравилась бы отцу, – Эваллё вернулся с перекинутым через локоть пиджаком, в руке сжимал портфель.
– А иначе и быть не может. Ты собираешь купить землю, чтобы возвести для неё дом, – это о многом говорит, во всяком случае, для меня.
– Но пока что нам придется жить в моей тесной квартирке, – усмехнулся мужчина, переобувая ботинки. – Акиджиро-сан, спасибо тебе, я позвоню, когда всё устроится.
========== Глава XIII. Слуга ==========
I just had a dream
She was by the riverside
Alone and dressed in white
Paling in the cold
Walking on the icy face
On memories of glory days
Carry on
Carry on
Meet me on the other side
Once the mourning after turns to day
(Kamelot – The Mourning After (Carry On))*
Размахивая мачете, она пыталась задеть летящую рядом тень. Река стремительно приближалась. Фрэя замахнулась двумя руками на женскую фигуру, та совершенно непостижимым образом отлетела в сторону, уходя от клинка. Судорожно выпустив воздух из легких, выбросила, как могла далеко, руку с мачете, почти коснувшись тени. Скоро перебирая ногами по воздуху, влетела в реку. Вода того же синего цвета, что и ночное небо. Девушку окутали стаи пузырей. Мачете тянуло на дно. Небо переливалось на поверхности сапфирами, вода из сверкающей становилась темной. Фрэя загребала руками и ногами, одежда окутывала со всех сторон, как гигантские плавники. Каса оказалась за спиной.