Парни скользнули по ней беглым взглядом и продолжили лобызать друг друга.
Картина, которая предстала её глазам, когда Фрэя прошла вперед, буквально пригвоздила к полу.
Они раскурили опиум. Этот наркотик проходят по биологии, в конце семестра весь класс выезжает в теплицу.
Фрэя не могла спутать его сладкий и горьковато-пряный запах.
В комнате было душно, воняло потом. Слабее ощущался приторный запах дешевых духов.
Сатин сидел в деревянном кресле, широко расставив ноги, волнистые локоны рассыпались по груди и плечам. Обувь он скинул, верхнюю часть костюма тоже. На его колене сидела молодая девушка, похожая на славянку, с пушистой русо-рыжеватой копной, в черном лифчике и чулках на подвязках; молния на короткой юбке сзади была расстегнута.
Холовора вдохнул, блаженно откидываясь на спинку стула. Наркотик, заволакивающий голову, следующая затяжка – и мужчина наклонился, чтобы поцеловать девушку. Рядом с левым подлокотником на коленях примостилась красивая блондинка с пышной грудью, в длинной юбке с разрезами. Красотка покрывала поцелуями шею Сатина, руки, пальцы, гладя по роскошным волосам, выбирая из них блестящую мишуру. По другую сторону – чернокожая девушка, платье съехало с тощей груди. Кто они, не иначе как шлюхи, проститутки. Рядом с креслом стояла пепельница, переполненная доверху, под ногами перекатывались бутылки с остро-пахнущим пойлом, все сплошь в импортных этикетках. Сатин отставил подальше руку с одноразовым стаканчиком и трубкой, чтобы не опрокинуть, грубо притиснул к себе полуголую девку, его рука соскользнула с её тонкой спины ниже, на упругие ягодицы, плотно обтянутые джинсовой материей. Она убрала колено. Его ладонь проскользнула под юбку, на мгновение девушка замерла, вцепилась ему в плечи, выпрямила спину. Из-за бедер девчонки было видно, как оттопырилась ткань на его ширинке. Блондинка наклонилась, провела языком по его груди, потянула зубами за правый сосок, медленно отпустила, оставив влажный след. У проституток у всех, как у одной, яркая помада, черные ногти. Девушка извивалась и мычала, тершись лифчиком о его тело. Сатин расстегнул ширинку. Лицо болезненно-бледное, взгляд мутный, волосы прилипли ко лбу.
Славянка соскользнула с его пальцев со стонами и вздохами, приподняла юбку и шире развела ноги, почти улегшись на него. Холовора дернулся под ней, исторгнув стон. В этот самый момент Сатин встретился затуманенными глазами с потрясенным взглядом Фрэи. Она оторопела. Как пригвожденная она стояла на пороге и смотрела на эту развратную сцену во все глаза. Рот невольно открылся.
Фрэя заторможено отвернулась, словно это было не её родное тело.
Мимо прошла Рабия, согнала проститутку и сама уселась на колени Сатину. Заметила ли она дочь? Но Сатин-то точно видел, посмотрел в самые глаза, а вот узнал ли?..
Храм блуда и мужской похоти какой-то! Фрэя до сих пор видела знакомые с младенчества женственные руки, только теперь они нежат плоть этих грязных женщин, такие же грязные руки.
Это был не просто секс, это был разврат.
Фрэя оттолкнула с дороги парочку геев, кормивших друг друга сладостями.
– Эй, что тебя так расстроило?
Она опустила голову, не зная, что казалось наиболее омерзительным, то, что Рабия тоже там и принимает участие в грязной оргии или же присутствие проституток. Групповуха, море алкоголя, наркотики и громкая музыка.
– А что ты ждала там увидеть? Лужок с бабочками? Чаепитие под солнышком? – заговорил второй, с упаковкой печенья в руках.
– Поплачься нам, милочка, сразу полегчает.
– Идите вы к черту!
И это её отец!?
От неё не отстали.
– Ты из-за Сатина Холовора такая расклеенная? Да всем уже давно известно, что он за человек… Не связывайся с его детьми, они все в него, у них порода такая, у этих Холовора, гнилая насквозь порода-то.
Один из парней склонил голову на бок и растянул губы в невеселой улыбке.
– Понимаешь, такова жизнь. Но всё будет нормально, найдешь себе кого получше.
– Да нет, что ты говоришь? – встрял другой. – Второго такого любовника как Сатин еще поискать нужно, – с самым задумчивым видом куснул печенюшку и протянул ей коробку. – Такое светлое личико не должно грустить.
*
Плохо, жжение в теле невыносимое, где-то в области желудка. Сердце колотится.
В туалете летают мухи – это действует на нервы. За спиной хлопает дверь, кто-то входит, кто-то выходит. Сатин видит себя в зеркале. Отражение постепенно начинает расплываться. Трет глаза. Оборачивается. Вытягивает руку и задевает о край раковины. Спотыкается на ровном месте. Уже не соображает. В горле першит, глаза режет, трёт так сильно, что белки покраснели. Смывает косметику с лица, без мыла так просто не отмыть, под глазами остаются темные разводы. Приходиться полоскать рот, пока полностью не исчезает привкус горечи. Мокрыми пальцами зачесывает волосы назад, глядя в зеркало.
После концерта головная боль прошла, но воспоминание о ней еще слишком свежее, чтобы так легко забыть. Холовора утирает шею влажным полотенцем. Полотенце грязное. Кидает его на крышку урны.
Действия замедленны, руки дрожат. Раскрывает ладонь и видит резинку для волос: кто-то дал… он сам просил… Холовора стягивает волосы в высокий хвост, пальцы мокрые, резинка мокрая, волосы мокрые – волосы рвутся. Проводит ладонью по плечу: рисунки въелись намертво, нужен специальный раствор, чтобы их снять. Отходит от раковины и приваливается плечом к стене. Что так на него подействовало: наркотики, травка, табак, всё «смазочно-горючее», что он вылакал сегодня?.. Или всё это вместе? Сам бы он до такого не дошел. Он бы не стал делать этого. У него поехала крыша.
Голова кружится. В коридоре стоит звенящая тишина. Сколько времени прошло с тех пор, как закрыли ворота? Уже не помнит и того, когда последний раз видел группу.
Мухи, подсвеченные лампами, вращаются вместе с клубами пыли. Холовора одной рукой хватается за стену, другой за глаза. Нет, глаза тут совсем ни при чем. Найдет сейчас свою гримерку… Зачем ему это делать?..
Идет куда-то по коридору, придерживаясь рукой за кирпичную стену.
– Сегодня ты мой герой. Смотрю, ты тут тащишься от себя, гляньте, как повело-то…
Кто говорит? Хриплый голос, немного шепелявит.
Совершенно не узнает.
– Да что это с тобой?!
Человеческая фигура расплывается. Сатин протягивает вперед руку, уперевшись в грудь пришельцу.
– Ты кто?
Это должно показаться забавным, но ему не смешно.
Он привалился спиной к стене, стена качается. Сатин прикрыл глаза, чувствуя прохладное касание кирпичной кладки к спине.
– Ты пьян. Вот не думал, что скажу это тебе… Нахлебался всякой дряни.
Чужие ладони ложатся на плечи.
– Погоди! Ты видишь что-нибудь? Тебя от водки так?
Кажется, он улетает вниз и чтобы не сорваться с высоты, хватается за канделябр.
– Внутри так жжет…
Человек приблизился к нему и тоже прислонился к стене рядом с канделябром.
– Я знаю.
– Что?..
– Эффект не продлится долго, тебе не стоит волноваться об этом. Пойдем, отведу тебя в комнату, герой.
Сатин повернулся на голос, с трудом различая очертания лица.
– Ли Ян?
– Давай вернемся. Тебя могут увидеть в таком состоянии.
– Ли Ян, что с моими глазами?
Парень провел его в гримерку и повернул ключ в замке – Сатин мимоходом отметил характерный скрежет.
Здесь разлился душистый аромат цветов. За неимением подходящих ваз большинство букетов было поставлено в баки из нержавейки и пластмассовые ведра. Почти вплотную к кровати был придвинут дорожный портплед. Сатин смутно сознавал, что чемодан принадлежит ему.
Китаец усадил его на кушетку, совсем как маленького мальчика, уложил руки на колени и потрепал по голове. Пару локонов выбилось из общей массы и упало на лицо, в нос ударил какой-то косметический запах, исходящий от волос.