Лим-Сива дозвонился до доктора Персиваль и вышел с мобильным телефоном в коридор.
– Ты правда думаешь только о себе, Сатин, – голос азиата звучал неразборчиво, Тео беззвучно всхлипывал, совсем как мальчишка. Закатное солнце переливалось в его светлых волосах. Парень вытер нос и снова зажал рот ладонью.
– Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ!! Тео!! Посмотри на меня! – казалось, слова застревают в горле. Приходилось глотать воздух, чтобы не задохнуться. – Пожалуйста…
Холовора согнулся в спине, почти касаясь лбом матраца сплошь в кровавых пятнах, кувыркаясь в физической и душевной боли. С отчаянной дикостью вжал ногти в поролон.
– Почему ты не хочешь посмотреть на меня, Тео?! – хотелось истошно закричать, внутри всё обрывалось, разрывалось на куски, крошилось в мелкое крошево.
– Потому, что если я обернусь и посмотрю на тебя – то не смогу оставить, – медленно проговорил Тео и возвел глаза, наполненные слезами, к потолку. Тяжело вздохнул: – Я… люблю тебя, мне было так хорошо с тобой… – Парень затряс головой из стороны в сторону, словно ужасался собственным словам: – Я не стану давать показания против тебя. Это всё, чем я могу помочь.
– Что не так со мной, Тео? – устав от криков, выдавил Сатин.
– Ничего. Меня приучили уважать мертвых, Ли Ян всё-таки мне брат… а ты просто чужой человек.
Перешибло дыхание. В груди точно врубился отсчетный механизм, накрывая удушливой волной ужаса и паники скорой развязки.
– Я не забуду, что ты сделал для нас с братом.
– Я молю тебя… Я не убивал твоего брата.
– Не хочу даже думать, что это сделал ты. Не хочу.
Если бы у страха и боли был оргазм, то это было бы сейчас. Сатин чувствовал, как у него мутнеет в голове. Согнувшись, Холовора уткнулся в матрас лицом, запуская пальцы в волосы и сжимая их до боли.
Не было мочи произнести любимое имя, позвать, окликнуть – боль иссушила горло.
Подняв взгляд на светлый затылок парня, Сатин придал голосу твердости:
– Ты не можешь уйти сейчас. Только не сейчас! Зачем ты так поступаешь со мной?! ТЕО!
Парень так и не обернулся. Открыв входную дверь, Тео почти в замедленной съемке перешагнул порог. Стало слышно, как Лим-Сива говорит по телефону.
Дверь закрылась за спиной Тео.
Это был конец.
Примечания:
Французы рады умереть за любовь,
Они упоенно дерутся на дуэлях,
Но я предпочитаю настоящего мужчину,
Который одарит меня драгоценностями.
(«Sparkling diamonds» – Mulen Rouge)
Не бойся,
Я делала это раньше.
Покажи мне свои зубки,
Я не хочу твоих денег (твоих денег)
Это просто уродство
…
У меня нет цели,
Мне нужна цель.
У меня есть только моя сексапильность.
(«Teeth» Lady Gaga)
Он говорит со мной,
Словно я его исступлённая поклонница.
Он как пират -
Хочет ухватить меня за задницу.
Мы все такое вытворяем в этом клубе!
А я пытаюсь уйти, так в чём дело?
В моём бокале пусто,
Лучше разбуди своего солдатика!
…
Kaboom,
Покажи, как ты двигаешь телом! (двигаешь)
Двигай телом, пока не станет больно! (больно)
Kaboom,
Ты врубаешься?
Я действую быстро и оставляю его в куче дерьма (в куче дерьма)
(«Kaboom» Lady Gaga feat. Kalenna)
«Mien chatte» – «Моя киска» (франц.).
«Mienne fée» – «Моя фея» (франц.).
========== Глава XI. Фиалка в клетке ==========
Тело Ли Ян Хо перевезли в исследовательский криминальный центр.
Тео уже сложил вещи в чемодан, переговорил с группой. Оставалось нанести последний визит.
Как в полусне за спиной Тео оставлял самое дорогое. В коридоре был слышен его голос. Перед глазами стояло лицо Холовора, умоляющий взгляд, от которого разрывалось всё в груди.
Шенг старался придать походке уверенность, ощущая на себе чужие взгляды. Тошнило от того, с каким сочувствием за ним наблюдали Вел и Семен. Люди из команды, полицейские. Похоже, они тут в курсе, что он наговорил вокалисту, не нужно было кричать.
Не плакать. Хотя бы сейчас. При свидетелях.
В любом случае, его теперь не касается, как Холовора собирается разруливать ситуацию. Сделал что было в его силах, пытаясь опровергнуть факт причастности вокалиста к смерти Ли Ян Хо. А верил ли он в это?
На плечи что-то давило. Продержаться до гримерки и не разреветься по дороге. От напряжения он весь покрылся потом.
Всё что осталось от «Храма Дракона» – гроб с телом двоюродного брата.
Снова навернулись слезы, и Тео опустил взгляд. Коридор казался бесконечным. Было необходимо как можно быстрее убраться с глаз. Из-за закрытой двери всё еще доносился звенящий от злости голос Холовора. За злостью скрывалась боль, Тео знал об этом, ведь он испытывал то же самое.
Утирая на ходу слезы и пытаясь спрятать глаза, Тео заставлял себя идти, с трудом переставляя ноги. Почти вбежал в комнату, захлопнув за собой дверь.
Перед ним выросла непростая задача – сообщить матери Ли Ян о смерти сына. Тео до сих пор не мог простить этой его клеветы, слышала бы её Ческа… Интересно, чтобы она тогда сказала?.. А смог бы сам Холовора, глядя ей в глаза, повторить всё то, в чем он обвинял Ли Ян? Бедная женщина, у неё разорвется сердце от горя, когда она увидит Тео в национальных траурных одеждах.
Да, они не ладили с Ли Ян, но тот по-прежнему оставался его младшим братом, хоть и двоюродным, что совершенно неважно. Его ближайшей родней. Ведь они почти близнецы, а никто не смеет разлучать близнецов. Никто.
Выйдя на середину комнаты, Тео согнулся пополам, обхватывая рукой живот.
Выражение лица Холовора преследовало повсюду, не давая покоя.
Горло обжигало. Накрыв глаза ладонью, Тео исторг из груди рычание. Размахнулся рукой и опрокинул чемодан, ударил мысом ботинка, неловко покачнувшись.
Крышка открылась, и вещи посыпались на пол. Принялся их подбирать и засовывать обратно. Как пришел в «Храм Дракона» с одним чемоданом, так и покинет группу – налегке. Ну, разве, что с бременем на душе.
На полу, у двери стояла бутылка с намешанным коктейлем. Китаец потянулся за ней, невольно бросив взгляд на свою руку. На правом запястье – а парень был левшой – переливался очень дорогой браслет, его подарок. Браслет был тяжелым, как саднящее сердце. С тихим бренчанием Тео снял украшение и впихнул в кучу тряпья. Если хватит мужества – выкинет где-нибудь по дороге в аэропорт. Парень приложился к бутылке, жадно глотая намешанное поило.
Человека, которого он так любил и уважал, больше нет. До этого дня что-либо подобное казалось невозможным, была вера, что у них есть будущее.
Но теперь ничего не осталось.
Парень разлепил губы и сделал большой глоток из горла бутылки.
*
Парк аттракционов был закрыт, вход перегорожен, участок земли, на котором обнаружили мертвое тело, оклеили и обрисовали белой краской. Везде бродили люди в полицейской форме, на место происшествия прибыл окружной следователь. Контрастно развеселью ночи стояла гнетущая атмосфера.
– Сделай что-нибудь, не может же он встретиться со следователем в таком состоянии. – Лим-Сива сидел в машине Михаила Персиваля и рассматривал в лобовое окно оклеенные лентой ворота парка «Enkeli». – Там полно людей в форме, они не должны знать, кто ты, иначе мы не отгородимся от ненужных вопросов, а это только усугубит его положение. Им лучше вообще не знать, что мы вызывали врача.
Лучи вечернего солнца слепили глаза. Персиваль остановил «Линкольн» неподалеку от забора, за скоплением полицейских машин. Красно-синие огни перекатывались на крышах.
Доктор привык успокаивать своим голосом, из-за чего тот приобрел мягкость.
– Это не вопрос. Я его лечащий врач, мне приходилось вытаскивать Сатина и не из таких передряг.
– Посторонних на территорию парка не пускают.
– Что тут у вас произошло?
– Погиб участник группы. Внешних признаков насильственной смерти не было замечено, что весомо усложнило работу следствию, – невесело пробормотал музыкант, загораживая глаза от солнца. Внезапно резко опустил голову, вздохнул и снова уставился в окно. – Гребаный день!..