Тот кивнул и снял блюдце с чашки, позволяя аромату чая заполнить пространство.
– Звонил директор из академии, – вдруг произнесла Рабия, и душа сразу ушла в пятки.
Маю показалось, что он проглотил ежа.
– Когда… звонил?..
Прижав ко рту платок, мать закашлялась, а, сумев, наконец, справиться с приступом, заговорила более хриплым голосом:
– Выходит, нам следовало ждать тебя следующей осенью. В академии нет экстерната, почему ты не сказал об этом?
Школьная рубашка пропиталась потом. Тут стало ясно, что больше ни один кусок в горло не полезет.
– Маю, не может быть! – изумилась тетя. Судя по краткому шуму воды в раковине, она быстро сполоснула чашку. Тахоми обошла стол, и проверяя на ходу содержимое портфеля, перебросила ремешок через плечо. – С этой академией у тебя могли быть перспективы. Очень жаль.
– Директор тепло отзывался о тебе, – присоединилась к ней старшая сестра, – не понимаю, зачем тебе нужно было бросать учебу в академии.
Какое-то время Маю безрадостно смотрел в стол, грея ладони о чашку. Кожу жгло, но мальчик не шевелился. Он не представлял, как сможет объяснить всё родным, он и сам-то не до конца осознавал мотивы своего поступка.
– Я не придумал свои баллы.
– Знаю, ты старался, поэтому мне еще сложней понять, зачем ты так поступил. Судя по тому, какого высокого мнения о тебе директор, ты был едва ли не самым лучшим его учеником. Маю, – вынудила поднять на неё взгляд Рабия, – объясни мне, для чего тебе понадобилось сочинять эту ложь.
– Я тебя жду, – сообщила Тахоми, закрывая за собой дверь кафетерия.
Рабия по-старому сидела за столом, выжидающе глядя на сына.
– Судя по тому, как ты хочешь попасть в школьный драмкружок, театр тебе еще не наскучил, тогда что?
Маю сжал губы, собираясь с духом.
– Ты не поладил с кем-то из учеников? С тобой плохо обращались?
– Я правда не знаю как объяснить.
– Маю, тебе оставалось проучиться всего год, ты сбежал оттуда, никому ничего не сказав, да еще соврал нам, а теперь ты просто отказываешься со мной говорить. Тебе надоело, и ты решил всё бросить? Деньги с неба не прилетают, если ты будешь продолжать в том же духе, то ничего хорошего не добьешься в жизни. Ты понимаешь это?
Она утерла губы платком и отвернула лицо. Мальчик уже собирался сказать Рабии, как он виноват перед ней, но резкая перемена на лице матери заставила его прикусить язык. Тут же появилась и сама причина удивления.
Мало сказать – на кухню заглянул Эваллё, скорее, влетел как ураганный ветер. Вид у него был ужасный. На лбу выступила испарина, отчего черные волосы казались мокрыми и липли к коже. В черном спортивном костюме тот и вовсе выглядел жутко. Кажется, брат сбросил пару килограмм. Со здоровой спортивной сумкой на плече, Эваллё, не произнося ни слова, налил себе стакан воды прямо из-под крана и залпом осушил его. Потом налил еще стакан и точно также залпом выпил.
– Привет, – услышал Маю собственный тихий голос. Замешательство усилило сердцебиение.
– Я на тренировку, – бросил парень, глядя перед собой.
– Не торопись так. Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовалась Рабия. – Снова кошмары?.. Возьми ленч хотя бы.
Эваллё задержался, но по его виду можно было смело утверждать, что брат готов рвануть с кухни в любой момент. Скулы обрисовались четче. Под глазами появились круги, как после активной ночи. Для полного комплекта не хватало разве что щетины.
Рабия прижала к губам платок и прокашлялась.
Парень сначала взглянул на мать, после чего перевел взгляд на брата, точно хотел донести до него некое послание. Маю сразу решил, что Валька слышал их разговор.
– Что? – вдруг спросил парень, соизволив обернуться к матери.
Повисла тишина, только спустя секунд десять Рабия повторила:
– Я говорю – возьми ленч, после тренировки проголодаешься.
Эваллё в нерешительности посмотрел на холодильник, но всё же подошел и залез в его недра.
– Спасибо!.. – сказала Рабия с легким раздражением и, смерив младшего сына тяжелым взглядом, поднялась из-за стола. Вероятно, во взвинченном состоянии матери виноват он один.
Женщина подошла к окну, где на подоконнике в глиняных горшках росли азалии. Рядом стоял Кубачинский серебристый кувшин, покрытый черным узором, Рабия взялась за ручку.
Мечтая поскорее сгинуть под землю, мальчик быстро доел остаток бутерброда и поднял свою сумку с соседнего стула.
– Ну мне пора.
Валька снова уставился на него, как показалось Маю, с осуждением и хорошо скрываемой тревогой. В отместку мальчик, проходя мимо брата, слегка пихнул его, просто, чтобы задеть Эваллё. Парень среагировал мгновенно, вцепившись в руку, как клещ, силой вынудил остановиться.
– Ты бросил академию? Это правда?
Эваллё одарил брата таким взглядом, словно тот был ненормальным. Справедливости ради стоило отметить, что именно таким Маю себя и представлял со стороны, не в состоянии даже объяснить, что с ним происходит.
– Я опоздаю, – обронил мальчик, глядя брату в шею. На коже блестел пот. Ладонь Эваллё была ледяной. Уже с утра успел где-то принять. – Дай пройти.
Хуже нарка только родной брат-нарк.
– Может быть, скажешь, что тебя сподвигло? Тебе сложно было доучиться один год?
У них что, с матерью одни реплики на двоих? Не хватало, чтобы еще и брат начал распекать по поводу вранья.
Можно подумать, Валенька искренне огорчился такому положению вещей. Ему-то какое дело, что младшему вступило в голову? Со своими проблемами пускай сперва разберется.
С улицы донеслось стокатто автомобильного гудка – тёте бы в руки автомат.
– Я пойду, – уже настойчивей произнес Маю, начиная терять терпение, и понизил голос, чтобы Рабия не услышала: – Перестань травить себя этой дрянью, а то станешь похож на зомби.
По лицу было заметно, что Эваллё растерялся от его слов. Хватка ослабла, и Маю высвободил руку. Ну брат хотя бы перестал молчаливо обвинять его в чем-то, вместо этого парень мастерски изобразил недоумение.
– Конечно, а для начала напомни, что за дрянью я себя травлю?
Маю лишь фыркнул и взгляда не поднял. Дурака будет изображать тут, как будто сам не догадывается о чем речь. Ничего, когда найдется хоть одно доказательство, что Эваллё заделался в наркоманы, тот уже не сможет разыгрывать из себя святую невинность.
*
Ребята разошлись, а он так и не сдвинулся с места. Забравшись с ногами в металлическое кресло, Маю сидел в классе для собраний театрального кружка, глядя на зеленую доску. Мокасины он снял, оставшись босиком. В соседней комнате, соединенной с этой широким проходом, на потолке потрескивала лампа.
Маю так расстроил факт того, что в спектакле для него не нашлось роли, что не тянуло никого видеть. Это было ужасно. Театр пока оставался самым главным увлечением среди прочих, и Маю не желал мириться с мыслью, что осенний спектакль будут ставить без его участия.
Мальчик откинул голову назад, уткнувшись затылком в спинку стула, и шумно выпустил воздух. Школьный драмкружок был единственной возможностью вернуться к тому образу жизни, который Маю вел в академии.
Неприятный разговор с матерью не шел из головы. И это притом, что Рабия еще не успела ничего рассказать Сатину. А как отреагирует тот, даже представлять не хотелось.
Резко нагнув голову вперед, почесал лоб и зажмурился. Единственное, что грело душу, так это то, что за одним спектаклем обязательно должен последовать другой.
Открылась дверь. Обернувшись, Маю увидел Куисму. Она направилась прямиком к его парте. Девушкам в их гимназии разрешалось носить как сарафаны, так и брюки, сегодня Куисма была в брюках, похожих на более женственный вариант их мальчиковой формы.
– Тебя в классе не было, решила вот, поискать здесь, и не ошиблась.
Куисма отодвинула для себя соседний стул и села. Немного помолчав, девушка сказала:
– Удивилась, когда увидела тебя вчера на занятиях. Если бы ты остался дома, никто бы не стал тебя осуждать за прогул.
И перевела взгляд на доску.