Нет, не озабоченный, не хмурый взгляд она кинет на него, а любящий и благодарный. Она уже не девочка — двадцать девять лет, закончила институт, и пора, давно пора свить свое гнездышко.
Недаром он потратил на дачу почти три года. Сначала надо создать хорошие условия для работы, а потом работать. И он будет работать — много, упорно, с наслаждением, в хорошей, уютной студии.
«Надо трудиться, а не ловчить. Дачу и все другое надо заслужить трудом! — говорит Ольга. — Ты рассказывал, что твои соседи — отставной полковник и профессор, вот они заслужили. Заслужил и рабочий и служащий, накопившие средства… Но не ты — молодой еще парень, вчерашний студент». Что ж, теперь он, молодой парень, вчерашний студент, будет здесь жить и трудиться. Четыре года назад преподаватели в художественном институте говорили, что Векшин, бывший фронтовик, хорошо знающий жизнь, обладает большими способностями. Многое прочил ему Смолин, старый профессор по композиции. «Мне радостно сознавать, что среди вас, дорогие товарищи, есть люди не только способные, но и — я не могу подобрать иного, более точного и подходящего слова — талантливые, такие, как студенты Тамара Гоглидзе и Степан Векшин», — он говорил это с институтской кафедры и многозначительно приподнимал седые, клочковатые брови на пергаментном лице. И кто знает, может быть, Векшин стал бы с места в карьер делать крупные успехи, если бы не неудача с его дипломной работой — картиной «Рапорт строителей». Ее всерьез критиковали. На картине была изображена группа строителей одной из станций метрополитена, рапортующих о завершении работы. Картину критиковали за парадность, граничащую с крикливостью, за отсутствие живых человеческих характеров и живой мысли. Были и другие причины, по которым картину сразу же после выставки предали забвению. Обескураженный неудачей, Векшин стал пробовать свои силы в графике. Сначала он нарисовал иллюстрации для двух или трех книг, а потом, когда начал строить дачу и появилась острая нужда в деньгах, брался за все, лишь бы платили: рисовал обложки для технических книг, рекламу для клубов, этикетки для гуталина и медикаментов, оформлял членские билеты различных обществ.
Трудно, не имея скопленных средств, построить большую комфортабельную дачу, и Степан Векшин несколько раз приостанавливал стройку, чтобы поднакопить денег.
И вот он достиг своего. Все близилось к концу. Остались мелочи.
Векшин долго простоял среди грядок, любуясь дачей. И в самом деле, сложенная из толстых сосновых бревен, на кирпичном бетонированном фундаменте, с застекленной студией на втором этаже и открытой террасой на первом, с дубовыми наличниками, под шифером — дача была очень хороша. Стоял довольно жаркий июньский день, и новенькие венцы, тес и двери пахли смолой. Хорошо пахли, бодряще.
Пора ехать. Ольга ждет к обеду. У нее, видимо, будет порядочно гостей. Она праздновала окончание вечернего отделения института. А скоро, очень скоро они сыграют свадьбу и поселятся, наконец, вместе. И Векшин снова подумал о том дне, когда он привезет ее в свой новый дом. Он не сразу введет ее в комнату, а сначала обведет вокруг, покажет молодые посадки, расскажет о своих дальнейших планах: провести от артезианской скважины к грядам трубы, выстроить из белого кирпича погреб, со стороны улицы сменить ограду на высокий глухой забор.
Векшин торопливо умылся и вышел из калитки. Проходя мимо дачи завмага Чупурова, он на минутку задержался. Душ у Чупурова был отличный: самолетный бак на бревенчатом помосте, а под ним — просторное дощатое сооружение, разделенное на две части. Сам завмаг в роговых очках, в легкой фланелевой рубашке и шелковых подтяжках лежал с газетой в гамаке. Рядом с гамаком, на траве, стояла махотка с молоком. «Наслаждается», — с неодобрением подумал Векшин.
До станции можно было пройти напрямик, но Векшин свернул в сторону и сделал небольшой крюк: за ним водились должки и кое с кем ему не хотелось встречаться.