— Пропуск? — резко крикнул солдат и угрожающе поднял автомат.
Уваров назвал себя. Часовой приблизился к нему, коснулся стволом автомата груди, стал рассматривать.
— Проходите, проходите! — суетливо и озабоченно проговорил он, наконец узнав.
Уваров по земляным ступенькам опустился в землянку.
Командир батальона капитан Гончаренко и командир пулеметной роты старший лейтенант Белоус сидели рядом на земляных нарах и рассматривали карту. В углу на чурбане около телефонных аппаратов примостился с подвязанной к уху трубкой младший сержант-связист. Все подняли головы, и на обращенных к нему лицах Уваров увидел недоумение. Ему показалось, что его не узнают. Но уже через минуту Гончаренко, высокий, узкоплечий, с худощавым энергичным лицом офицер, поднявшись с места, помог Уварову извлечь из кармана гимнастерки завернутые в целлофан и, несмотря на это, все же основательно промокшие документы, а Белоус — тоже высокий, с полным, красным лицом — кричал в телефонную трубку, чтобы принесли сухую одежду переодеть интенданта. Он, разумеется, был обрадован благополучным возвращением Уварова, и все же то, что в трудном положении оказался не пехотный командир, не солдат, не связист и не артиллерист, почему-то смешило его, и эта смешливость отчетливо сквозила в тоне, которым он повторял: «Интенданта переодеть надо… промок интендант, по реке вплавь добирался».
Уваров и Белоус были давними друзьями, но его смешливость раздражала сейчас старшего лейтенанта интендантской службы. У Шурыгина осталось двое детей, у Короткова — дочка, он еще недавно показывал ее карточку. Иванникову месяца два назад исполнилось девятнадцать лет, в Сасово, около Рязани, у него отец и мать. «Не стоит сейчас шутить и веселиться», — с тоской подумал Уваров.
Потом он переоделся, выпил полстакана водки и большую жестяную кружку чаю, рассказывая о потерях, которые понес хозяйственный взвод, о том, что кухни остались у врага, о минометах и станковом пулемете, которые устанавливались на склонах балки, и о том, что противник за ночь не успеет закрепиться.
— Видимо, ошиблись мы с твоими кухнями, нельзя было в стыке их располагать, понадеялись на глупость противника, — раздумчиво заговорил Гончаренко. — Впрочем, как там ни говори, а главное не в этом… Атаки мы отбили — вот в чем главное, и не просто отбили, а на сто двадцать метров вперед продвинулись, к каменному сараю вплотную подошли… А с кухнями — это ты налаживай. Поскорее налаживай…
— Как наладить, товарищ капитан? — подняв голову, с надеждой спросил Уваров.
— Ну, уж это ты сам должен знать, старший лейтенант. Людей кормить надо.
Уваров поморщился. Сколько раз он слышал эту фразу и сколько раз сам повторял ее: «Людей кормить надо». Да, надо. Только надо помогать ему. Идет война. Все продовольствие на строгом учете. И командиры отмахиваются от вопросов снабжения, считая, что это не их дело. Они вспоминают о снабжении только тогда, когда что-нибудь не ладится. Пока прибудут новые кухни, неизбежно пройдет время. А ведь людей надо кормить сегодня, завтра, послезавтра. И завтра же солдаты будут вопросительно смотреть на него, начальника интендантской службы отдельного батальона, а офицеры при встречах укорять и спрашивать, когда он, наконец, наладит нормальное питание.
— Дайте мне солдат, товарищ капитан, разведчиков дайте. Мы по берегу подведем лошадей, укроем их в кустах и отобьем кухни… Еще до рассвета есть время…
— Рисковать людьми из-за твоих кухонь? — сухо, вопросом ответил Гончаренко.
Уваров присел рядом со связистом на чурбак и задумался.
Связист встрепенулся.
— Вас, товарищ капитан… Двадцать первый.
Двадцать первый — это командир бригады. Гончаренко подошел к аппарату. Уваров не вслушивался в разговор, пока не догадался, что речь идет о балке, в которую прорвался противник. Неожиданно капитан Гончаренко передал трубку Уварову:
— Доложи обстановку… как там в балке…
Уваров нажал на клапан трубки и подробно рассказал все, что ему известно. Командир бригады задал ему несколько вопросов и велел снова передать трубку капитану Гончаренко.
Старший лейтенант закурил, вышел из землянки и сел на мокрую после недавнего дождика землю. Темнота сгустилась, луна скрылась за тучами. Тихо. От реки веяло прохладой. В стороне, над передним краем, одна за другой вспыхивали осветительные ракеты. Колеблющимся, безжизненным светом они освещали обожженные, с поломанными ветками, без единого зеленого листочка деревья.
Уваров начал слагать в уме докладную записку об утрате кухонь. Надо изложить дело так, чтобы батальон немедленно же выручили.