— Мастер Шардлейк…
— Что случилось? Джозефина…
— Нет, с ней все в порядке, сэр! Но мистрис Тамасин… Ее помощница приходила за мастером Гаем. У нее до срока начались роды, она думает, что это плохо…
Я развернулся на месте и побежал вдоль Ченсери-лейн к дому Барака, мимо адвокатов, останавливавшихся и провожавших меня взглядом.
Дверь мне открыл сам хозяин, взъерошенный, возбужденный и с кружкой пива в руках. Из-за закрытой двери спальни до нас доносились крики боли.
Джек втянул меня в дом и рухнул на крохотную скамейку в прихожей.
— Где Гай?.. — спросил я у него.
— Он там, с ней, — простонал мой помощник. — Не успел я провести дома и полчаса, как у нее отошли воды. А до срока ей еще две недели! В прошлый раз ребенок шел вовремя…
— А где мамаша Маррис?
— Она там, с Гаем. А меня они выставили сюда.
— Послушай… — Я забрал у клерка из рук кружку с пивом, которой он жестикулировал настолько бурно, что вполне мог расплескать. — А что сказал Гай?
— Сказал, что рано. Мамаша Маррис испугалась и сбегала за ним.
— Ну, вторые дети могут и поторопиться с появлением на свет, тебе это известно.
Мой друг с мукой посмотрел на закрытую дверь, крики за которой не утихали.
— Это означает только, что роды идут… — попытался я подбодрить его.
— Если с ней что-то случится, я этого не перенесу, я снова запью… Она для меня все… — полным отчаяния голосом забормотал будущий отец.
— Я знаю это. Знаю.
— Пусть даже будет девочка, мне все равно… — прошептал Барак и вдруг умолк. Крики в спальне утихли. Наступило продолжительное, вселяющее ужас молчание. А затем до нашего слуха донеся негромкий недовольный голосок младенца. Рот моего помощника распахнулся. Дверь отворилась, и в ней появился Гай, улыбавшийся и вытиравший руки полотенцем:
— Джек, у тебя родился крепкий и здоровый мальчуган!
Подскочив на месте, хозяин дома подбежал к врачу и стиснул его руку:
— Спасибо! Спасибо тебе!!!
Облегчение переполняло его грудь.
— Благодари Тамасин. Она и сделала всю работу. В конце ей было уже легче… — начал рассказывать Мальтон, но Барак уже бросился мимо него в комнату. Я осторожно последовал за ним.
Джейн Маррис стояла возле постели, держа в руках крошечную фигурку в свивальнике. Джек припал к своей жене.
— Полегче, дурачок, — сказала она негромко и, улыбнувшись, погладила его по голове. — Полюбуйся на своего сына.
Джек подошел к ребенку. Мы с Гаем заглянули за плечо Джейн.
— Чудесный… чудесный малыш, — проговорил Барак, осторожно прикасаясь к крошечной ладошке новорожденного.
— Конечно, — согласился я, хотя, по правде говоря, все младенцы для меня были на одно лицо… такие крохотные старички. Впрочем, парень явно был здоров и вопил во всю глотку. Я заметил на его макушке клок светлых, как у Тамасин, волос.
Внезапно мой помощник повернулся к врачу, и на лице его проступила тревога:
— А он действительно здоров?
— Более здорового ребенка мне не приводилось видеть, — заверил его медик.
Барак снова посмотрел на своего сына и негромко проговорил:
— Подумать только, он может дожить до нового века. Только подумать… только подумать…
— Вот тебе твой Джон, — улыбнулась ему с постели супруга.
Задумавшись на мгновение, Джек посмотрел на меня и проговорил:
— Тамми, а что ты скажешь, если мы дадим ему другое им?
— Какое же? — удивилась молодая мать.
— Давай назовем его Джорджем, — попросил ее муж. — Как нашего первенца. Мне хотелось бы назвать его Джордж Ллевеллин Карсвелл. — Он снова посмотрел на меня и добавил: — В память наших друзей.
Эпилог
На кладбище задувал холодный ветер. Последние листья уже опали с веток, и порывы ветра кружили и гнали их мимо моих ног — листья пролетали с тихим шепотом. Поплотнее запахнув кафтан, я пошел к церкви. Зима пришла.
Остановившись возле могилы Джоан, я положил перед надгробным камнем последнюю розу из своего сада и постоял мгновение, стараясь понять, что сказала бы она об изменениях, происшедших летом в моем доме. Мне, как и прежде, приходилось обходиться без эконома. Я побеседовал с несколькими людьми, однако никто из них не обладал той чувствительностью, каковая, по моему мнению, была необходима для обращения с Джозефиной. Ей стало намного лучше, однако любая случайная ошибка, любое мелкое замечание повергали девушку в приступ неуклюжести. Время от времени, возвращаясь домой из Линкольнс-инн, я замечал ее в окне, со странным напряжением во взгляде рассматривавшей улицу. Понятно было, что она высматривает Колдайрона, однако что преобладало в ней — страх перед его возвращением или стремление к той защищенности, которую он создавал в ее жизни, — я сказать не мог.