– Товарищи, казаки двигаются. Рабочие требуют вас на фронт. Они решили не сдавать оружия и защищаться до конца. Время не ждет.
По предложению рабочих тут же был выбран боевой штаб. Собраниезакрылось само собой, и участники его разошлись.
В это время казачья сотня уже подходила к Нахаловке.
Разбившись на дружины, вооруженные рабочие заняли подступы к слободке.
Камо руководил операциями отряда в сто человек. Ему поручено было защищать один из самых опасных участков фронта. Бойцы залегли в цепи в ожидании противника. У всех было такое настроение, будто они готовились не к кровавому столкновению, не к приближению смерти, а к какой-то веселой игре. Многие шутили, смеялись.
Какой-то рабочий в косоворотке, больших сапогах, небритый вел по цепям маленького мальчика, очевидно, сына. Мальчик шел быстро. Ему было весело. Он все время посматривал на лицо отца и улыбался. Отец был угрюм и нес на плечах ружье так, будто это было не ружье, а коромысло.
Другой боец низким угрюмым басом убеждал плакавшую жену:
– Ты иди домой, тебе тут нечего делать…
Она смотрела испуганными, слезящимися глазами, вытирала подолом нос и все твердила:
– Да что ж это вы задумали, а? Детей-то… детей хоть пожалели бы…
– Уйди, – гремел он, – уйди, наказанье мое… Понимаешь: не твоего ума дело. Да уйди же ты, – крикнул он вне себя и, схватив ее за руку, быстро повел куда-то прочь.
– Бабье и тут сует свой нос, – сказал кто-то и сплюнул.
Но вдруг по всем дружинам пронеслось тревожное, жесткое слово:
– Казаки…
Дружины замерли. Женщины, дети метнулись назад. Дула ружей направились в ту сторону, откуда ленивой и осторожной поступью двигались, поднимая пыль, всадники.
Камо все время беспокоила мысль о том, что одна из сторон Нахаловки остается никем не защищенной. Там, правда, подступы имеют естественное препятствие – гору. Все силы брошены в наиболее доступные для противника места. Но Камо все время казалось, что неприятель может появиться и со стороны горы.
Он метался по цепи, отдавал распоряжения, назначал прицел, шутил, улыбался и был похож на человека, столовой ушедшего в устройство какого-то большого шумного празднества.
– Нас они еще не знают, – говорил он, – но сегодня мы покажем себя. «Здравия желаем, вашскродь, пришли понюхать – чем пахнет Нахаловка? Милости просим!..» Целься, ребята, в голову лошади – попадешь казаку в живот. Докажем, что мы умеем стрелять не хуже их.
Где-то вдали тишину прорезали выстрелы. Это стреляли по движущимся казакам. Среди них, казалось, была какая-то неуверенность. Они остановились, по-видимому, ожидая дальнейших приказаний начальства. Вот они тронули лошадей и медленным шагом двинулись в сторону позиций. В тот же момент позиции ответили залпами.
Камо поднял из цепи десять человек.
– За мной, товарищи, к горе… быстро…
Он бежал, спотыкаясь о кочки, туда, где осталась незащищенная позиция. За ним, взяв берданки наперевес, спешили десять рабочих. Вот они у подножия горы. Они карабкаются по горе… взобрались на вершину. Внизу – выстрелы и крики «ура». Там идет бой…
Камо хотел взглянуть вниз, но в ту же минуту, прямо в лицо ему двинулась лошадиная морда. Он увидел печально-испуганные глаза лошади, услышал храп. Что-то загрохотало, завыло, ринулось на него тяжелой, темной массой и сбило с ног. Он ударился лицом о землю. Совсем близко – выстрелы. Почему такие громкие, такие оглушительные выстрелы, будто из орудия?
Камо быстро поднялся и приложил к плечу ложе берданки. Его глаза остановились на казаке. Он прицелился и выстрелил. В то же мгновение казак ткнулся лицом в гриву лошади. Она взметнулась и помчалась в сторону. Всадник свалился. Камо побежал, но споткнулся о чье-то недвижно лежавшее тело и упал. Что-то со свистом мелькнуло мимо, и Камо почувствовал удар в затылок.
Одно мгновение ему показалось, что он теряет сознание, но он сделал над собой усилие и поднялся. Кровь горячими струями текла по лицу; он ощущал ее на шее, за воротником. И вот он скорее почувствовал, чем увидел и осознал, что его окружили, за него уцепились чьи-то руки. Его держат… над ним ругаются мрачными ругательствами… Он – в плену…
Восемь конных казаков, окружив его тесным кольцом, повели в управление.
Когда его уводили, один, смертельно раненый, с трудом приподнялся на руки, устремил догорающие глаза на пленного и простонал:
– Прощай, Камо… Мы еще увидимся.
Казачий вахмистр вздрогнул и пристально взглянул на пленного. Потом близко наклонился к нему и с суровым удивлением спросил:
– Это ты, Камо?
Но пленник старался остановить платком лившуюся из головы кровь. Вопроса вахмистра он не слышал.