Мои сильно демонстративные попытки изобразить старческие причитания по поводу захлопотанности, вызывали ещё большее озлобление смоленских князей.
- Много хочешь. Сбавь цену, Воевода.
- Тю. Не забота. Я ж с пониманием, со всей душой и к согласию устремлением. Нет денег нынче? - Давай в рассрочку. Сколько Смоленское княжество дохода даёт? Тысяч десять в год? Отдай мне свой удел, князь Роман. На тридцать лет.
- Что?!
- Что "что"? Выкупи сестрицу родную. Душу и тело её. За блага тварные, мирские. Что удел? - Пыль земная. А душу чистую, невинную, родную тебе - спасёшь. Отдай, а? На время.
Я, пожалуй, ещё бы поиздевался над смоленскими князьями. Поописывал бы в деталях какие-нибудь непристойности, которые предстоит пережить Груне. Типа обслуживания обозников, холопов или инородцев. Детализировал бы гигиенические процедуры, уместные при таком конвейерном применении. С упоминанием периодически возносимых молитв девических к братикам родненьким. Молитв безуспешных, ибо сердца у братьев каменные, сочувствия к бедняжке не имеют.
Опыт Бряхимовского похода и применения там Новожеи дал ряд реалистических деталей, которыми можно расцветить повествование. Для вкуса и запаха всем присутствующим.
Но Груня меня тревожила, ей было нехорошо. Нужно заканчивать представление, и я резюмировал:
- Итого: отбить её у меня - вам бесчестие. Украсть - опять ваше бесчестие. Выкупить её вы не можете. А оставить у меня - вам бесчестие. Чтобы вы ни сделали, по закону или против него - смерть чести. Вот она, стыдность ваша, стоит, гольём своим светит.
Патриархальность, итить её демократически. Глава дома несёт полную ответственность за членов семьи. Он обязан их защищать. Не можешь? - Слабак. Слизь гонористая.
Доходит? Мои расчёты приблизительны, можете подвигать их в ту или в другую сторону. Важно не то, что эту девчушку будут сношать толпы бородатых потных мужиков, не то, что она станет "курвой Всея Руси", а то что она ваша сестра. Ни оставить её в таком состоянии, ни вывести из него - вы не можете.
- Однако же не хочу множить вражду с князьями русскими. Я с глубоким уважением относился к отцу вашему, к Великому Князю Ростиславу. Посему подскажу выход.
Народ затих.
Это как это? Ванька-лысый загнал смоленских князей в полную ж... Беспросветную. Безвыходную. Глубоку-у-ую. Ситуация всеми понята, обдумана, прикинута. Да нет там выхода! Всё ж понятно! Дерьмо, в смысле: бесчестье, со всех сторон. Везде. Надолго. Хлебай и прихлёбывай. Или мы чего-то... не догоняем?
- Если вы не можете сохранить честь по закону, то смените закон.
Смысл фразы стучался в мозги присутствующих, но ему упорно не открывали.
- Отмените холопство. Здесь и сейчас. Если сделаете это - она (я ткнул дрючком в сторону Груниного лобка) становится свободной. И, как и положено девице в её возрасте, возвращается в родительский дом. Под власть старшего в семье. Под твою власть, князь Роман. А если нет... Русь - вся! - будет плевать вслед вам, будет насмехаться на князьями бесчестными. Которые не смогли избавить родную сестрицу от срамного дела, защитить её. И очередной добрый молодец, заливая семенем своим её ляжки будет крякать радостно: Ух, хорошо пошло, будто братьям её засадил-зашпандорил.
Благочестник молчал. Только чуть дрожали блики света на его наперсном кресте, да отстранённо шевелились пальцы, перебирая брусочки чёток. В одно ухо ему яростно что-то шептал Рюрик, с другой стороны искоса мрачно поглядывал Ропак. Попрыгучик, оказавшийся чуть в стороне, наклонив голову, внимательно разглядывал меня. Примеряется, змея подколодная. Как убивать меня будут.
Наконец Роман вскинул глаза, старательно не глядя на меня, повернулся к Боголюбскому, произнёс:
- Холопству на Руси не быти.
Они сидели довольно далеко друг от друга. Но никакие родственники, братья-племянники не мешали им смотреть. Глаза в глаза. А мне видеть. Появившийся, едва заметный торжествующий прищур Боголюбского, чуть заметный горько-злобный оскал Благочестника.
Благочестник вспомнил, всё-таки, под взглядом Боголюбского, этикет, и уточнил:
- Ежели на то будет воля твоя, Государь.
Андрей медленно отвёл глаза. Осмотрел зал. И негромко, но очень слышно спросил:
- Скажет ли кто противу слов князя Романа?
И - тишина.
Так, по воле князя Романа, отменено было холопство на Святой Руси. Про то ныне много пишут, да не говорят, что воля та визжала и корчилась. На огне вселенского, всерусского стыда, разожжённого мною под честью его.