И я бы уж точно не хотел поменяться с ним местами.
– Оба хороши. Чего уж там.
Павел указал на огромное зеркало, откуда на нас смотрели… нет, уже не вчерашние мальчишки, а двое молодых мужчин. Один заметно повыше, плечистый, с уже пробившейся на щеках и подбородке щетиной и изрядно отросшими темными волосами. Второй – худощавый, даже тонкий, но уже давно утративший все детское, что еще могло бы остаться в его годы.
Мне оставалось еще около месяца до восемнадцати – из из нас двоих я был старшим.
– Ну… зато обстановка какая. – Я протянул руку и осторожно коснулся здоровенной золоченой рамы. – Почти как у нас в Петергофе.
В свое время Романовы действительно строили свою загородную резиденцию с оглядкой на французский Версаль. Куда Жозеф, собственно, и пригласил Павла. А меня вытянули сюда уже без всяких расшаркиваний – высочайшим монаршим повелением. За утро я не успел обойти и трети громадного дворца – а он уже успел мне надоесть. Позолота, картины, фрески на потолке, белизна колонн, лепнина, огромные лестницы, блеск паркета… видимо, я уже давно отвык от такой роскоши, и теперь она почему-то казалась до безобразного избыточной и показушной.
И пустота Версаля только усиливала странное впечатление. В громадных залах и даже на выложенной брусчаткой заснеженной площади перед дворцом я насчитал от силы человек двадцать. Жозеф будто специально удалил отовсюду и охрану, и прислугу, и придворных – вообще всех. Но тишина и безлюдье наверняка были обманчивыми – я не сомневался, что за нами следят.
Или хотя бы пытаются.
– Как Петродворец? Да брось, княже – этот даже рядом не стоял. – Павел улыбнулся и картинно заозирался по сторонам, будто испугавшись обиды невидимого хозяина Версаля. – Скучаешь по Питеру?
– Честно – с ума сойти! – признался я. – Как там дела… ну и вообще – все?
– В целом – не очень. Но бывает и хуже. – Павел пожал плечами. – Война мало кого делает счастливым. Зато порой изрядно набивает кошельки.
– Дед?..
– Поговаривают, что за последние месяцы сиятельный князь Александр Горчаков… старший, – многозначительно уточнил Павел. – Увеличил свое и без того немалое состояние чуть ли не вдвое. И также поговаривают, что дело не только в миллионных заказах от императорской армии.
– Продолжает скупать фабрики? – догадался я. – И заодно прижимает всех, кто путается под ногами?
– Твой старик слаб здоровьем и уже не так крут, как раньше, но хватку пока не потерял. – Павел нахмурился и покачал головой. – И все, кто не с ним, рано или поздно…
– Можешь не продолжать. – Я развернулся на каблуках ботинок и зашагал к выходу из зала. – Вряд ли вам с Багратионом это нравится.
– Ну… Петр Александрович упирается, как может. А мне приходится следить, чтобы они ненароком друг друга не сожрали, – мрачно усмехнулся Павел. – Как бы то ни было, они оба работают на благо страны – как умеют. Автоматическая винтовка Судаева под укороченный трехлинейный патрон поступила в войска на испытания. И, если доклады с фронта не врут, показывает себя отлично. А в январе мы ждем первую партию панцеров третьей модели.
– Так быстро? – удивился я. – А предварительные испытания, обкатка?..
– Все прошло на ура. Без замечаний. Но проблема в другом княже. – Павел чуть ускорил шаг, чтобы не отстать. – Наши быстрее и надежнее немецких, броня толще и крепче – но их всего один против десяти… в лучшем случае. Твои заводы работают в три смены, однако этого пока…
– Недостаточно. Понимаю… И поэтому армия пока вынуждена отступать.
– Да. Увы. – Павел покачал головой. – Впрочем, есть и хорошие новости. Кое-кто сделал на всем этом не только капитал, но и имя. Прямо перед отъездом я подписал указ о пожаловании небезызвестной тебе Настасье Архиповне Семеновой ордена Святого Станислава третьей степени. Такой маленький золотой крестик под петлицу. Вот здесь, у самого сердца. – Павел коснулся левой стороны груди. – Красная орденская лента, девяносто три рубля государственной пенсии каждый год и…