– Может, и справятся. – Я пожал плечами. – Но раз уж начал, надо дело до конца доводить. А если уж сверну шею – значит, судьба моя такая.
– Я тебе дам – судьба! – Дед шутливо замахнулся тростью – но тут же улыбнулся и склонил голову. – Ладно уж, Сашка. Сам бы на твоем месте не остался – такая уж у нас порода Горчаковская… Так что полезай в «Муромца» – и к вечера жду от тебя вестей из Вены.
– Так точно! – гаркнул я, подхватив винтовку, как на параде.
Долго обнимать деда я не стал – слишком уж это все начало напоминать какую-то предсмертную беседу. Видимо, он и сам сообразил, что слегка перегнул палку с нравоучениями. Насупился, отступил на шаг, оперся на трость обеими руками – и стоял так, пока я не развернулся и не зашагал к аэроплану.
– Добро пожаловать на борт, ваше сиятельство. – Оболенский протянул здоровенную лапищу и одним движением втащил меня через дверь. – Взлетаем.
Я не успел сделать и двух шагов, как «Илья Муромец» задрожал, качнулся и принялся набирать ход. Сначала неторопливо, будто даже четырем моторам было едва-едва под силу сдвинуть с места такую громадину – но с каждым мгновением все быстрее. Мне даже пришлось поспешить, чтобы успеть занять свое место рядом с командиром.
Кресла – всего три штуки – остались только в кабине – из грузового отсека их вытащили, чтобы облегчить аэроплан и взять на борт чуть больше людей. Пришлось избавиться от запасных топливных баков, вооружения, части инструмента и даже пары человек экипажа – в общем, всего, что не было смертельно необходимо для полета и весило хотя бы килограмм.
– Хорошо идет. – Я опустился в кресло. – Взлетим?
– Взлетим, ваше сиятельство. Не извольте беспокоиться. – Командир усмехнулся в прокуренные усы и взялся за рукоять справа от штурвала. – Ну, с Богом.
«Илья Муромец» уже успел выровняться, подняв хвост при разбеге – а теперь снова чуть завалился назад. Скрипнул – не жалобно, а скорее сердито, будто ему не очень-то хотелось покидать уютное поле – а потом все-таки задрал нос – и в то же самое мгновение шум прямо под ногами вдруг затих. Колеса оторвались от земли, и теперь я слышал только гул двигателей.
Поначалу мы шли совсем низко – так, что я успел даже испугаться зацепить колесом или одним из здоровенных пропеллеров верхушки деревьев за полем. Но обошлось – и над лесом «Илья Муромец» вдруг принялся набирать высоту так резво, что меня буквально вдавило в кресло. Ничего подобного я не испытывал даже за рулем самых мощных автомобилей. Пожалуй, в каком-то смысле это можно было назвать страхом – и, чтобы отвлечься, я принялся смотреть, что творится за стеклами кабины.
Земля уже успела отдалиться настолько, что теперь напоминала клетчатое одеяло – зеленое, серое, коричневое, бежево-желтое и кое-где бурое, сшитое из неровных кусков грубыми стежками и разделенное надвое черной полосой Дуная. Регенсбург остался позади, но где-то вдалеке уже мелькали домики – то ли городишко по соседству, то ли одинокая коммуна среди полей.
– Вроде чисто, – командир осторожно потянул штурвал в сторону, закладывая вираж. – Говорят, у немчуры на западном фронте совсем аэропланов не осталось, но мало ли…
Небо действительно не выглядело угрожающим – и пока что все шло настолько хорошо, насколько вообще могло. И все же я никак не мог отделаться от ощущения, что мы где-то обсчитались. Напортачили, подставив под удар всю операцию еще до ее начала. К примеру – забыли на земле что-то важное…
Или наоборот – прихватили лишнего.
Приборная панель и даже командир «Ильи Муромца» едва ли могли подсказать хоть что-то – и я развернулся к десантникам. Каждого из которых выбирал сам и уже давно знал лично – и атташе из российского посольства, и французских солдат, и эльзасцев. И даже тирольских стрелков, успевших повоевать под Регенсбургом.
Из новых знакомых на борту были только члены экипажа – усатый командир, механик, штурман и второй авиатор – невысокий парень в фуфайке с высоким воротом и летном шлеме с очками.
Который каких-то пять минут назад махал взлетевшему аэроплану с земли.
Я вскочил с кресла и одним прыжком перемахнул через половину грузового отсека. Так быстро, что никто не успел даже вскрикнуть – а мой «кольт» уже упирался дулом авиатору под гладкий подбородок.
– Тихо, тихо, Горчаков. Убери от меня эту штуку, пожалуйста.
– Ты?! – выдохнул я.
– Конечно. Без меня за штурвалом вы все покойники. – Хельга подняла руку и стащила с головы шлем. – Да и к тому же – разве я могу пропустить такое веселье?