Заявившись к девице с букетом белых роз за два часа до назначенного свидания, он застал парочку совершенно раздетыми у нее в спальне в тот самый момент, когда соитие их завершилось бурными криками и стонами с ее стороны и рычанием – с его.
– Илюша, ты? – только и смогла сказать Шибуньская, увидев жениха в проеме дверей, и зарыла лицо в подушки, покамест ротмистр одевался и приводил себя в порядок.
Попов не стал вызывать ротмистра на дуэль. Ведь, по сути, виноват был не он, а Шибуньская, которая попрала и помолвку, а вместе с ней честь господина Попова и его любовь к ней. «Сучка не захочет – кобель не вскочит». Такая поговорка как нельзя лучше отражала всю ситуацию, произошедшую с Шибуньской и ротмистром. Вследствие этого, не дождавшись, покуда ротмистр оденется и покинет апартаменты Шибуньской, Илья Яковлевич молча снял обручальное кольцо и бросил его на столик у кровати. Услышав звук падающего металла и, догадавшись, что произошло, Шибуньская отняла лицо от подушек и с мольбой посмотрела на Попова:
– Илюша, ты все превратно понял… Мы только… Не уходи, прошу тебя… Илюша…
Женщина театрально простерла к нему руки, но Илья Яковлевич, развернувшись на каблуках, вышел из спальни, которая заполнилась рыданиями. Но они его уже мало трогали. С тех пор Попов с недоверием относился к дамам и не сходился ни с одной, хотя среди них встречались девушки достойные и могли составить ему пару. Как говорится, обжегшись на молоке, дуешь и на воду…
А может, Попов проиграл деньги в банк или штос и теперь боится показываться графу на глаза? Тоже маловероятно, поскольку Попов влечения к картам и вообще к азартным играм не имел и весьма ответственно относился к деньгам, как чужим, так и личным.
Случилось несчастие? А вот это вполне могло произойти. И камердинер, по сути, был прав, когда сказал ему, что надо обратиться в полицию. Только вот какое имеет право он, мужик, указывать, как поступать ему, графу Виельгорскому, предки которого несли дворянские службы в Царстве Польском и владели имениями на Волыни еще в середине четырнадцатого века?
– Ну что, барин, одеваться будем? – прервал мысли Виктора Модестовича Филимоныч. – Или, может, до заката будете мечтать?
Граф хмуро посмотрел на своего камердинера и ответил:
– Ступай, сам оденусь.
И принялся за свой туалет…
Глава 2
Конец мая 1896 года
Тучи над головой обер-полицмейстера Власовского продолжали неумолимо сгущаться. Мало того, что трагедию на Ходынке после коронации новоиспеченного государя императора Николая Александровича повесили почему-то на него, так еще газетчики пронюхали, что погибли вовсе не тысяча триста восемьдесят девять человек, а более четырех тысяч. А ведь задавленных на Ходынском поле, мертвых и раненых, везли не по Петербургскому шоссе, а кругом, через Хорошево, чтоб от глаз иностранцев и репортеров-газетчиков подальше. Так распорядился его высочество Сергей Александрович…
Пронюхали все-таки щелкоперы! И пошла статья за статьей, где его поносили все кому не лень. Дескать, главный виновник трагедии он, московский обер-полицмейстер Власовский. Теперь ему точно не сносить головы. И заступничество вдовствующей матушки императрицы не поможет, которая всегда относилась к нему благосклонно. А не он ли предупреждал великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора московского, о возможности такого исхода?
– Ведь затопчут они друг друга, ежели им разрешить такие гуляния, да еще с дармовым угощением, – говорил Александр Александрович его высочеству, – поскольку народ наш на дармовщинку крепко падок, ломиться начнет, а на поле рвы да волчьи ямы не засыпаны.
– Так засыпьте, – спокойно отвечал великий князь.
– Какими силами, ваше высочество? Дайте хоть солдат парочку рот.
– Солдаты нужны для парадов, – отрезал Сергей Александрович. – Обходитесь своими силами.
А какими прикажете силами? Теми, что остались в его распоряжении? Архивариусы да бумагоперекладыватели? Три десятка полицейских чинов, которые и лопаты-то в руках никогда не держали? Ведь весь огромный штат московских полицейских, самых деятельных и могущих, был задействован по охране мест проезда и проживания иностранцев и прочих высокопоставленных гостей Москвы, которых было не счесть, по устному распоряжению самого Сергея Александровича. И как же он, Власовский, мог пренебречь распоряжением своего непосредственного начальника?