Никто из собравшихся — в том числе и крестьяне — не ожидал, чтобы простой, обыкновенный, малограмотный мужик мог заговорить таким языком. Более господ удивились его земляки и знакомцы, никогда не слыхавшие, как говорит Лаврентий из Займища.
Все мужики обернулись к нему и удивленно смотрели на это — многим знакомое — большое умное лицо с крупными чертами и особенным глубоким, печальным взглядом.
Когда после него заговорили дворяне и стали отвлекать собрание в сторону и когда терялась в мелочах главная, основная мысль — опять вставал Лаврентий и возвращал к ней собрание. О председателе и членах президиума все забыли. Они, огорченно и растерянно, молча сидели, ненужные, за председательским столом. Было очевидно, что на самом-то деле председательствует Лаврентий.
Ему невольно подчинилось собрание, к нему адресовали свои речи дальнейшие ораторы, и за ним тотчас же пошли мужики.
Лаврентий говорил о земле.
Понятно, такой банкет и такое частное совещание ни к чему особенному не привели, но с них началась известность Лаврентия. Когда крестьянские депутаты возвратились домой, слава о нем пошла по всем восемнадцати волостям, откуда были собраны выборные.
На первом же волостном сходе в Кандалах по поводу поездки на банкет Лаврентий опять сказал большую речь, в результате которой сход постановил закрыть в Кандалах казенную винную лавку.
И тотчас же от акцизного чиновника последовал куда следует донос на крестьянина Лаврентия из Займища как на человека подозрительного и политически неблагонадежного.
Таковы были первые результаты мужицкого банкета, за которым последовали более крупные события.
Ссыльный писатель Клим Бушуев поселился вместе с Вуколом у Неулыбова. Дом этот был когда-то двухэтажным, но после давнишнего пожара остался только каменный низ, который кое-как покрыт был тесом, отчего принял жалкий, смешной и печальный вид.
Клим и Вукол, встретившиеся так неожиданно, занимали две комнаты, представлявшие парадную часть дома, обставленные старой мягкой мебелью — остатком былого богатства. Каменные стены, вместо обоев выкрашенные в темную краску, неумело выстроенные, выделяли мутную влагу, которая текла по ним тихими слезами: дом словно плакал о былом. Хозяева занимали комнату рядом со столовой.
Федор Неулыбов выглядел тридцатилетним человеком, с преждевременной сединой на висках коротко остриженной головы, с резкими складками горечи у рта и добродушно-одутловатым лицом с реденькой черной бородкой. Видно было по лицу его, что немало соленого хлебнул этот незадачливый человек за годы своих скитаний.
Ходил дома в серой блузе и высоких валенках. Двор дома был пустынен, ворота полураскрыты, из хлева выглядывала тощая деревенская коровенка. Больше никакого хозяйства у Неулыбова не было. Работы по агентству — почти никакой. Целыми днями изнывал Федор от безделья. Подвернувшиеся квартиранты оказались большим подспорьем в его жидком бюджете и, кроме того, невольно развлекали своего хозяина. Жил Федор Неулыбов на свете как бы нехотя, не ища в своей жизни какого-либо смысла. Жил мечтой о возрождении, о том времени, когда кончится аренда мельницы и сада в уплату долга, а настоящее с его тусклым бездельем и постоянным безденежьем вызывало в нем лишь скуку, тоску и озлобление.
Но это недовольство своим положением сближало его с вечно недовольным Челяком и было главной причиной его участия в борьбе кандалинцев со своими властями.
Клим и Вукол зажили, как два недавние студента.
Поездка Клима в Саратов не удалась: «опасный» писатель оказался переведенным на житье в Астрахань, куда он уже не поехал и, в течение нескольких лет пережив множество мытарств, вернулся в родной город. Захолустный городишко за это время превратился в крупный торговый центр благодаря открывшейся сибирской дороге. В городе выходила большая прогрессивная газета, где Клим быстро занял положение популярного фельетониста. Все было бы хорошо, если бы в наступившее банкетное время Клим не был арестован и выслан в Кандалы, село, избранное для временной высылки самим высылаемым.
Поселившись в Кандалах, он изредка посылал в газету корреспонденции и статьи о деревенской жизни.
Вукол с необыкновенной горячностью выполнял нелегкие обязанности земского врача не только в Кандалах, но и разъезжая по своему врачебному участку с неизменным своим возницей Степаном Романевым. Кроме того, он организовал в Народном доме драматическую труппу из местных крестьян.