«Не, неинтересно!».
Довольно просты были и фокусники, выступавшие с незатейливыми номерами. Метать ножи перед зрителями, многие из которых умели это делать не хуже… Так себе затея! А вот…
— Женщины сказали, что вчера в труппе появилась циркачка. Говорят, что гибкая, как будто у нее совсем костей нет. Пойдем сегодня, посмотрим? — предложила Волин, которая так же пропускала вечерние преставления, как и Каннут.
Парень предпочитал конную прогулку и общение с подругой сидению в душноватом и темноватом зале таверны.
Вечером, заблаговременно заняв место в «чистой» половине зала, поближе к сцене, в ожидании начала выступления, Кан с подругой с аппетитом поужинали.
«Сцена все же маловата. И освещение ее — оставляет желать лучшего!».
После очередного, подвывающего о любви бедного рыцаря к жене герцога, менестреля, на сцене установили небольшой, но довольно высокий стол.
«Ага! Видывали мы подобное, видывали. А стол еще и для того, чтобы со всех сторон зала было лучше видно!».
Циркачка, акробатка или гимнастка — как ее было правильно назвать, Каннут не знал. Так вот, эта девушка, а точнее — молодая женщина была совсем небольшого роста, даже по меркам здешних, в целом, невысоких людей. Худощавая, но не совсем уж худая, черноволосая, с изрядным хвостом, заплетенным лентами на голове, циркачка была одета во что-то похожее на трико. Не какой-то искусственный материал, само собой, а что-то вязанное. Причем после начала выступления стало видно, что вязь эта изрядно просвечивает на сгибах, то есть плетение не совсем плотное. Специально ли так было задумано, или это огрехи местного производства — было непонятно. Только вот Кан поймал себя на мысли, что, волей-неволей, начинает вглядываться в изгибы тела, принимавшего все более и более сложные позы.
«Или освещение так влияет? Полумрак этот — он задуман или просто условия зала не очень?».
Несмотря на опыт зрителя подобных выступлений в реальности, парень был вынужден признать, что гимнастка была и впрямь очень умелая. Даже оторопь брала — как она так может? Может, у нее и правда костей нет?
«Да ну! Быть того не может!».
А когда женщина взяла поданные ей цветные ленты, то выступление и вовсе превратилось в какой-то гипноз. Каннут покосился на подругу: Волин смотрела на выступление не отрываясь, с широко открытыми глаза, лишь время от времени припивала вино из бокала.
— Как тебе? — шепнул он орчанке на ушко.
— Не пойму… у нее что, и правда костей нет? — тихо ответила подруга, не отрывая взгляда.
Потом гимнастку снова сменили шуты-трубадуры, а Волин вдруг оживилась и жестом позвала кого-то из артистов к столику.
— Старшего вашего позови, быстро! — и выложила перед размалеванным скоморохом серебряную монету.
Каннут с интересом посмотрел на девушку, но подруга ничего не поясняла. Когда к столу подошел изрядно пожилой мужичок небольшого роста, орчанка тоном, не терпящим возражений, кинула циркачу:
— Ангажемент на эту девчонку! Сегодня и на всю ночь!
«О как! Ни хрена ж…».
Похоже, что у Каннута было примерно такое же выражение лица, как и у старшего циркача, ибо Волин шепнула:
— Ничего не говори! Просто — ничего не говори!
Парень пожал плечами, вздохнул:
«Ну-у-у… ничего, значит — ничего!».
— Госпожа! Но Цири… так зовут мою артистку, уже ангажирована на ночь. Вон тем купцом! — кивнул циркач куда-то в зал.
— Сколько он заплатил? — отрывисто спросила орчанка.
— Золотой! — с какой-то гордостью поднял подбородок циркач.
— Не ври! Я! Именно я плачу тебе золотой! А иначе я поднимусь сейчас в номер, возьму свой топор, и у твоей труппы появится новый старшина. Возможно, что и тот купец вдруг окажется без головы. Ты все понял, скоморох? Пять минут тебе, чтобы решил все вопросы, и чтобы девчонка сидела за нашим столом. Она сегодня уже не будет выступать! Тебе ясно? Или мне сходить за топором? — не глядя на циркача, отчеканила орчанка.
«Чего это она так… возбудилась? Вот уж никогда бы не предположил в Волин… розовости!».
Неизвестно, что говорил купцу циркач, да и был ли вообще тот ангажемент или хитрован просто выкручивал цену побольше, но через пять минут девчонка сидела за их столом, поглядывая то на Волин, то на Каннута с некоторым удивлением во взгляде. Да и настороженность, и даже некий испуг там можно было усмотреть.
— Как тебя зовут, малышка? — спросила орчанка у циркачки.
— Цири, госпожа. Меня зовут Цири…