Быстро развернувшись, ронин пошагал в дом, не обращая внимания на удивлённый взгляд юноши и облегчённый вздох женщины.
Шизука быстро сгребла ладонями острые черепки и кинулась выполнять свои обязанности.
Подросток постоял несколько мгновений, в задумчивости наблюдая за действиями взрослых, затем, покачав головой, как бы отвечая сам себе на невысказанный вопрос, направился за дом, где за кустами пряталось от любопытных глаз место для омовения. Сняв пропитавшуюся соляными разводами кейкоги, аккуратно сложил стопкой возле низенькой скамеечки, на которой заботливые руки служанки оставили стопку чистого белья. Вылив на себя ведро холодной воды, тщательно натёр тело смешанной с золой рисовой шелухой, сполоснулся из второго ведра, растёрся куском старой ткани и переоделся в тёмно-синие хакама* и чёрное кимоно.
Вернувшись домой, младший господин поспешил занять своё место у очага и с благодарностью принял чашку риса из рук работницы.
-Если серьёзно задумался о службе даймё, - заговорил Арэта, взглянув на сына из-под нахмуренных бровей. – Тебе нужен спутник, точнее, скувайя.* Я поговорил со старостой. Он согласен отдать своего четвёртого сына. Ему как раз исполнилось шестнадцать. Парень на вид довольно шустрый и смышлёный. Завтра тренироваться будешь с ним вдвоём. За его подготовку вся ответственность на тебе!
С каждым словом отца будущий буси светлел лицом, его взгляд загорелся неподдельным восторгом. Преисполненный решимости оправдать доверие родного человека, безмерно уважаемого и любимого всей детской душой, Хитоши отложил в сторону еду и палочки, принял официальную позу и торжественно произнёс:
-Аригато, отоусан!* Я не подведу! Буду учить своего слугу, как подобает воину!
От вида довольно улыбнувшегося отца сердце ребёнка подпрыгнуло и дробно застучало, барабаня по грудной клетке так, что казалось услышит вся округа. Каждый случай одобрения со стороны сурового ронина юноша бережно хранил в памяти, стараясь как можно чаще радовать человека, посвятившего ему свою жизнь. Паренёк давно смирился с хмурым нравом самого близкого человека. Каждый раз, наблюдая за семейными отношениями случайных посторонних людей, он мысленно оправдывал нелюдимость и холодность бывшего самурая нелёгкой судьбой изгнанника, ещё и потерявшего любимую. Иногда в душу закрадывалась крамольная мысль в виновности матери, оказавшейся слишком слабой, чтобы выдержать болезнь, являвшуюся для очень многих лёгким недомоганием. Ещё будучи шестилетним мальчонкой запомнил вечер, когда Арэта напился сверх меры, что потом никогда не повторялось. Мужчина плакал в кулак, приговаривая снова и снова: «Мэдока, как ты посмела взвалить на меня такую ношу?! Почему ты так умерла?!» Детский ум провёл нехитрый анализ увиденного и услышанного, сделав вывод, что родители любили друг друга и поэтому так велики страдания оставшегося одиноким. А однажды ночью он услышал фразу, как казалось, объясняющую прохладное отношение родителя к своему отпрыску. Думая, что утомившийся долгим переходом ребёнок уснул, вынужденный странник прошептал, вглядываясь в измученное личико: «Как же ты на неё похож! Я знаю, духи так наказывают меня, напоминая о ней, не давая забыть…»
Именно поэтому Хитоши стремился стать гордостью отца, чтобы скрасить печаль в сердце единственного родственника. Он почтительно замер перед родителем, всем сердцем желая услышать похвалу.
-Ешь и иди в лес. Нужно проверить окрестности. Неподалёку объявились разбойники, - привычно холодно произнёс деревенский охранник, возвращаясь к поглощению пищи. Но заметив мимолётно скользнувшую по юному лицу тень разочарования, чуть добавил теплоты в голос. – Будь осторожен, не попадись им. В схватку не вступай. Твоя задача наблюдать. Потом сообщим в замок.
Даже такой толики заботы хватило, чтобы подросток буквально проглотил свою порцию, быстро работая палочками, схватил сёто и сверкая пятками в стареньких гэтта* помчался выполнять поручение.
Шизука, сдерживая жалобный вздох, украдкой бросила беглый взгляд сначала вдогонку младшему, затем во след степенно закончившему трапезу, спокойно обувшемуся и размеренным шагом отправившемуся в дозор старшему, начала убирать посуду. Она успокаивала себя тем, что женщине изначально чуждо мужское воспитание, а хозяин старается накормить сына повкуснее, одевает в одежды лучше, чем свои, следит за его здоровьем. Но вспоминая тёплую заботу, ласковые слова своего покойного отца, стремившееся к материнству сердце невольно жалело этого юного сироту. Но что женщина может, не будучи для него мачехой? Эта мысль вновь придала решимости к новым действиям по отношению к мужчине, заставлявшему сердце биться быстрее. Упрямо поджав губы, неумелая обольстительница принялась обдумывать новый план.