— Какое хорошее слово — кристаллизуется!.. Слово благородное, научное, но я сказалъ бы: чтобъ его чертъ побралъ, это слово!.. А скажите, мой дорогой, развѣ это неизбѣжно?
— Что? Кристаллизація?
— Да, да, вотъ это самое…
— Почти.
— Но вѣдь я же. напримѣръ, не кристаллизовался?..
— Вамъ помѣшалъ талантъ… А онъ, слава Богу, кажется, избавленъ отъ этого бремени… Ну, вотъ и наша улица и мой домъ… Милости прошу, пожалуйте.
Они остановились у подъѣзда. Выбѣжалъ швейцаръ и, почтительно поклонившись Зигзагову, сказалъ:
— Мое почтеніе-съ, Максимъ Павловичъ!
— А, здравствуй мой благосклонный читатель и теска! — сказалъ Зигзаговъ.
Швейцаръ Максимъ дѣйствительно былъ исправнымъ читателемъ фельетоновъ Зигзагова и очень одобрялъ ихъ. Онъ взялъ съ козелъ чемоданъ и попробовалъ его на вѣсъ.
— Только и всего-съ? — иронически промолвилъ онъ. — Не много у васъ добра-съ, Максимъ Павловичъ! А, впрочемъ, зато въ головѣ много-съ!
Зигзаговъ поднимался по лѣстницѣ и, какъ ребенокъ, всему смѣялся — и замѣчанію швейцара-тески, и самой лѣстницѣ — широкой, красивой, устланной мягкимъ ковромъ, и своему возвращенію, и ласковости хозяина.
На площадкѣ второго этажа уже была растворена дверь. Они вошли.
Левъ Александровичъ занималъ обширную квартиру въ своемъ домѣ. Въ ней было много комнатъ, отдѣланныхъ богато и со вкусомъ, но неимѣвшихъ никакого назначенія. А жилъ онъ въ квартирѣ вдвоемъ съ своей сестрой, Елизаветой Александровной.
Эта почтенная особа — очень высокая, крѣпкая и нѣсколько грубовато сложенная, ступавшая твердо и рѣшительно своими большими ногами, самолично нарѣзавшая къ обѣду хлѣбъ, ветчину и всякія закуски при помощи своихъ рукъ, по виду созданныхъ для работы, обладала миловиднымъ, хотя не первой свѣжести, лицомъ и прекрасными свѣтлозолотистыми густыми волосами.
Въ лицѣ ея было сходство съ братомъ, а зубы и улыбка дѣлали это сходство очень замѣтнымъ. Ей было не меньше тридцати лѣтъ и правду сказалъ Левъ Александровичъ, — у нея было не мало случаевъ выйти замужъ и именно такъ, какъ она хотѣла: за человѣка солиднаго возраста и почтеннаго положенія, — но она отклоняла главнымъ образомъ изъ любви къ брату.
Если всѣ въ городѣ и вообще — знавшіе Льва Александровича по его исключительной карьерѣ — считали его человѣкомъ выдающимся, то Елизавета Александровна ни на минуту не сомнѣвалась въ его геніальности.
За двадцать лѣтъ этотъ человѣкъ, когда-то, по окончаніи университета, поступившій на службу въ пароходное управленіе маленькимъ скромнымъ органомъ, достигъ вліянія рѣшительно во всѣхъ торговыхъ и промышленныхъ отрасляхъ, какія только были въ этомъ огромномъ коммерческомъ городѣ. Рѣшительно все до него касалось, всюду онъ былъ важнымъ человѣкомъ, обо всемъ съ нимъ совѣтовались и все находилось отъ него въ прямой или косвенной зависимости. Тамъ онъ былъ предсѣдателемъ, здѣсь членомъ правленія, тутъ просто вдохновителемъ.
Ничего не производя и ничѣмъ не торгуя, онъ нажилъ большое состояніе и при томъ, — какъ хорошо знала Елизавета Александровна, — безъ воровства или какихъ бы то ни было сомнительныхъ способовъ.
И она удивлялась только одному, что такого человѣка, котораго она считала единственнымъ во всей Россіи и, можетъ быть, даже въ Европѣ, не зовутъ управлять государствомъ.
Однако, въ послѣднее время и тутъ появилось какое-то движеніе. Братъ говоритъ ей о какомъ-то предложеніи со стороны Ножанскаго. Значитъ, спохватились.
На себя она смотрѣла, какъ на прирожденную хранительницу братскаго благополучія. Она должна была заботиться о его здоровьѣ, о его удобствахъ, беречь его добро и охранять его отъ всякихъ напастей. Она привыкла такъ думать съ пятнадцати лѣтъ, когда послѣ смерти отца перешла на попеченіе брата и ей уже казалось, будто Левъ Александровичъ безъ ея охраны не можетъ обходиться и что на другой день послѣ того, какъ она уйдетъ отъ него, онъ будетъ умирать съ голода, лишится всего своего добра и вообще будетъ безпомощенъ.
И когда представился ей въ первый разъ вопросъ о замужествѣ, она взвѣсила съ одной стороны возможное счастье для нея лично, а съ другой потери, которыя, по ея мнѣнію, неизбѣжно понесъ бы Левъ Александровичъ, и рѣшила пожертвовать собой.
Правда, особенно большого счастья отъ замужества она для себя не ждала. Ей было чуждо увлеченіе, и къ женихамъ она относилась равнодушно, съ холоднымъ расчетомъ. Весь жаръ своего сердца она отдала брату.
Зигзагова она встрѣтила съ ненатуральной улыбкой. Она знала, что Левъ Александровичъ исключительно хорошо относится къ этому человѣку, но именно потому она сама и чувствовала къ нему холодъ.