— Знаете, если говорить правду, такъ это даже несправедливо. Я человѣкъ убійственно одинокій. И мнѣ было хорошо съ вами и вотъ я теряю васъ. Это я наказанъ и знаю, за что. За то, что пристроилъ себя въ чужомъ гнѣздѣ.
— Вамъ надобно свить свое, Максимъ Павловичъ.
— Не умѣю. Вотъ птицъ небесныхъ ставятъ намъ въ примѣръ безпечности. Но все же имъ далеко до меня. У нихъ у всѣхъ есть гнѣзда, а у меня… Нѣтъ, этого я никогда не съумѣю сдѣлать. Значитъ, везти васъ обратно?
— Да, ужъ придется… Вы должны отдать намъ послѣднія почести.
— Вы говорите о себѣ, какъ о покойникѣ, и это для меня звучитъ слишкомъ печально… Впрочемъ, простите, я не хочу настраивать васъ на похоронный ладъ. Просто ѣдемъ. Укладывайтесь.
Къ вечеру этого дня они были уже въ городѣ. Наталья Валентиновна принялась спѣшно укладываться. Она почему то не хотѣла лишаться своей обстановки. Рѣшительно никакихъ причинъ для этого не было, а просто ей казалось, что для этого потребуется много времени, поэтому она распорядилась, чтобы все было отправлено въ складъ.
Передъ тѣмъ, какъ уѣхать, она вдругъ вспомнила, что въ городѣ у нея есть мужъ, который имѣетъ права на Васю. Но докторъ Мигурскій уже больше двухъ лѣтъ не добивался свиданія съ мальчикомъ. Кажется, у него завелась другая постоянная семья и даже были дѣти.
Сперва у нея была мысль, передъ самымъ отъѣздомъ опустить въ почтовый ящикъ письмо съ извѣщеніемъ о переѣздѣ въ Петербургъ. Но затѣмъ она перемѣнила рѣшеніе. Зачѣмъ наводитъ его на ложную мысль, будто она такъ или иначе считается съ нимъ? Она рѣшиласъ уѣхать, не извѣстивъ его.
И вотъ опять проводы, но на этотъ разъ немноголюдные и грустные. Корещенскаго уже не было. Онъ уѣхалъ на другой день послѣ полученія телеграммы. Провожали ихъ Зигзаговъ, Володя и еще двое друзей.
Вася ничего не понималъ, но прыгалъ отъ радости: ему обѣщали какое-то большое путешествіе, а это было для него ново.
Володя, который уже кончилъ свои экзамены, и былъ теперь полноправнымъ гражданиномъ, обѣщалъ пріѣхать въ Петербургъ. А Зигзаговъ смотрѣлъ на нее грустными глазами.
— Знаете, — говорилъ онъ, — лѣто еще кой-какъ проведу, а наступитъ зима, и я съ горя возьму да и закачусь въ мѣста не столь отдаленныя.
— Добровольно? — спросилъ Володя.
— Ну, за недобровольностью дѣло не станетъ.
— Нѣтъ, мы васъ выручимъ, — сказала Наталья Валентиновна. — Или вы даже и въ это не вѣрите?
— На это я вамъ не отвѣчу, чтобы не огорчить васъ.
И поѣздъ отошелъ; друзья скоро скрылись. Наталья Валентиновна путешествовала съ удобствами. Большія связи Льва Александровича въ городѣ помогли ей отлично устроиться. Ей предложили большое купе до самого Петербурга и время прошло незамѣтно.
Съ полпути она послала телеграмму Льву Александровичу. И вотъ наступило утро того дня, когда поѣздъ приближался къ Петербургу.
Левъ Александровичъ былъ на вокзалѣ и, что ее удивило, такъ это то, что, когда поѣздъ остановился и она оглядѣла встрѣчавшую публику, первая, кого она замѣтила, была Лизавета Александровна.
— Какъ? И она? — мысленно спросила себя Наталья Валентиновна.
Да, и она. Не только пріѣхала на вокзалъ, а и привѣтливо улыбалась, стараясь всячески выразить ласковость, но достигая этого въ весьма малой степени.
Никто этого отъ нея не требовалъ. Левъ Александровичъ ни однимъ словомъ не намекнулъ на это. Онъ только вечеромъ сообщилъ ей о телеграммѣ.
Но Лизавета Александровна не признавала полумѣръ. Она пережила это и прочувствовала и уже смотрѣла на это, какъ на печальную неизбѣжность. Надо было согласиться съ тѣмъ, что было желаніемъ Льва. А разъ это было такъ, ужъ надо согласиться вполнѣ, чтобы не было никакихъ недомолвокъ и недоразумѣній.
И вотъ она, спрятавъ глубоко въ сердцѣ свои истинныя чувства, совершила и этотъ подвигъ и сама вызвалась ѣхать на вокзалъ, — вела себя, какъ добрая хозяйка, которая рада пріѣзду родственницы.
Левъ Александровичъ въ душѣ былъ благодаренъ ей за это. Онъ именно боялся, какъ бы несогласное отношеніе Лизы не явилось мрачнымъ пятномъ на свѣтломъ фонѣ пріѣзда Натальи Валентиновны.
Съ вокзала ее повезли прямо въ казенную квартиру, которая была обставлена великолѣпно. Напрасно Лизавета Александровна сомнѣвалась въ томъ, что Левъ Александровичъ съумѣетъ выбрать и заказать обстановку. Квартира была обставлена такъ, что въ ней жить было весело и пріятно.
И началась въ ней новая жизнь, совсѣмъ не похожая на ту, какую эти люди вели прежде. Она была новая для каждаго, кто жилъ теперь въ этомъ домѣ.
Она не походила на скучную размѣренную жизнь брата и сестры Балтовыхъ, въ южномъ городѣ, въ большой квартирѣ, гдѣ было столько ненужныхъ комнатъ. Она не походила на жизнь Лизаветы Александровны, царившей тамъ въ хозяйствѣ безконтрольно съ своими вкусами.