— Это мнѣніе не обо мнѣ, а о государственномъ дѣятелѣ. По всей вѣроятности, это требуетъ ареста, но вѣдь ты знаешь, что это зависитъ не отъ меня.
— Ты помогъ ему освободиться отъ серьезнаго процесса…
— Да, и результатомъ этого было то, что онъ — извини пожалуйста — подложилъ мнѣ свинью… И вотъ что, Наташа, ты знаешь, что я для тебя многое способенъ сдѣлать даже противъ себя, но и ты должна щадить меня. И это мнѣ будетъ большимъ облегченіемъ, если мнѣ не будетъ нужно теперь хлопотать въ пользу Зигзагова. Ты должна понимать, что мнѣ вовсе не свойственно чувство мести, но я не могу способствовать дезорганизаціи общества, въ особенности въ виду нѣкоторыхъ обстоятельствъ…
— Тебѣ предложили тотъ постъ, о которомъ онъ пишетъ.
— Онъ мнѣ не предложенъ, но…
— Но онъ тебѣ достанется?
— При нѣкоторой логичности — да. Могутъ сдѣлать еще одну ошибку, но это будетъ только кратковременной отсрочкой. Я говорю это тебѣ, Наташа, только тебѣ: что внѣ меня нѣтъ выхода. И потому мы обязаны отдалять отъ себя всѣ предметы, могущіе броситъ хотя бы тончайшую тѣнь. Пойдемъ обѣдать, Наташа.
Во время обѣда всѣмъ было тяжело. О Зигзаговѣ ни было сказано ни слова. Володя упорно молчалъ, а Левъ Александровичъ не смотрѣлъ на него.
Наталья Валентиновна замкнулась въ себя и щеки ея еще больше поблѣднѣли. Лизавета Александровна отъ внутренняго волненія стучала тарелками.
Только Левъ Александровичъ говорилъ, но и то было видно, что онъ, чувствуя общее настроеніе, изобрѣталъ темы, и голосъ его раздавался съ какимъ-то безнадежнымъ одиночествомъ.
Послѣ обѣда всѣ разошлись по своимъ комнатамъ. Наталья Валентиновна, сидѣвшая одиноко въ будуарѣ, слышала, какъ черезъ гостинную точно проплыла какая-то тѣнь. Она почему-то подумала, что это Лизавета Александровна пошла въ кабинетъ.
И въ самомъ дѣлѣ это такъ и было. Лизавета Алекоандровна вошла въ кабинетъ и осторожно притворила за собой дверь.
— Ты отдыхаешь? — спросила она, видя, что Левъ Александровичъ сидитъ въ креслѣ, прислонившись къ спинкѣ его и закинувъ назадъ голову.
— А что?
— Видишь ли, Левъ, я читала эту статью и… И письмо. Я вижу, что онъ, этотъ человѣкъ, сдѣлалъ противъ тебя гадость, но я не понимаю, что именно. Я въ этихъ дѣлахъ такъ мало смыслю.
— Я не въ состояніи тебѣ объяснить это, Лиза, — суховатымъ тономъ сказалъ Левъ Александровичъ:- это надо понимать, а объяснить нельзя.
— Но это очень вредно для тебя?
— Ничего подобнаго. Для меня въ этомъ нѣтъ ничего вреднаго. И если хочешь знать правду, то даже полезно.
— Да? Въ самомъ дѣлѣ?
— Въ самомъ дѣлѣ, Лиза… Видишь ли, это часто бываетъ, что враги наши, желая принести намъ зло, приносятъ намъ выгоду.
— Я безпокоюсь, Левъ. Но если это такъ, то…
— Да, да, Лиза, ты успокойся, это такъ. Конечно, я не пошлю ему благодарственный адресъ. Но я могу даже сказать тебѣ: никогда я не получалъ такихъ доказательствъ довѣрія, какъ именно послѣ этой статьи. Довольно съ тебя?
— О, да! — съ замѣтно прояснившимся лицомъ воскликнула Лизавета Александровна и оставила его отдыхать.
Но онъ оставался въ домѣ еще не болѣе четверти часа. Онъ опять облачился въ оффиціальную одежду, забѣжалъ къ Натальѣ Валентиновнѣ, поцѣловалъ ея руки и сказалъ, что у него сегодня цѣлая куча дѣлъ, и что онъ вернется поздно.
Когда онъ ушелъ, Натальѣ Валентиновнѣ стало еще тяжелѣй. У ней явилось странное чувство, какъ будто въ этомъ домѣ, на ея спиной дѣлается что-то такое, чего она не знаетъ, и главное — хотятъ, чтобы она не знала.
О чемъ, напримѣръ, Левъ Александровичъ могъ впродолженіе десяти минутъ говорить съ своей сестрой при закрытыхъ дверяхъ? У нихъ нѣтъ ровно ничего общаго. А между тѣмъ она прошла къ нему и вышла отъ него на цыпочкахъ, неслышными шагами.
Почему Левъ Александровичъ такъ спокоенъ, когда статья Зигзагова причинила ему большую непріятность? Значитъ, случилось что-нибудь такое, что загладило эту непріятность.
Вдругъ она вспомнила что Максимъ Павловичъ въ тюрьмѣ. Быстро она отправилась къ комнатѣ Володи и постучалась.
— Войдите, — сказалъ Володя.
Она вошла и сейчасъ же опустилась на диванъ. Она измучилась одинокимъ сидѣньемъ у себя въ будуарѣ и чувствовала слабость.
— Окажите мнѣ услугу, Володя. Узнайте гдѣ нибудь, куда увезли Максима Павловича и что ему грозитъ?
— Теперь? — спросилъ Володя, взглянулъ на часы. Было уже около девяти.