— То-есть вы хотите настоятъ на этомъ передъ его высокопревосходительствомъ? А я васъ умоляю не настаивать. Простите мнѣ, вы такъ добры ко мнѣ, что этого я не долженъ бы говорить вамъ, но не могу не сказать: отъ Льва Александровича я больше никакой услуги не приму.
— Какъ вы можете не принятъ, если онъ самъ сдѣлаетъ ее?
— Не приму. Буду кричать, протестовать… Это была слабость съ моей стороны, что я согласился тогда выйти изъ тюрьмы. Я долженъ былъ испитъ чашу до дна, какъ испиваютъ ее другіе. Я, положимъ, радъ, потому что это дало мнѣ возможность написать мою статью; впрочемъ, я не долженъ такъ говорить съ вами.
— Нѣтъ, нѣтъ, говорите все… Все это вѣдь относится не къ Льву Александровичу, а къ министру, а вы знаете, я съ министромъ почти незнакома.
— Блаженъ, кто можетъ отдѣлять человѣка отъ его дѣятельности… Но не будемъ спорить. Я просто буду восхищаться вашей добротой.
— Я должна передать вамъ слова Льва Александровича: что послѣ новаго года онъ сдѣлаетъ для васъ много хорошаго.
— Ради Бога, ради Бога… Пустъ онъ не дѣлаетъ для меня ничего хорошаго! Я объ этомъ прошу. Нѣтъ, нѣтъ. Ни въ какомъ случаѣ. Наибольшее добро, какое онъ можетъ для меня сдѣлать — это не дѣлать для меня никакого добра.
— Но почему? Почему?
— Потому что это меня обременяетъ. Я не въ состояніи отвѣтить на это благодарностью, я не могу оправдать его добро. Я окажусь еще разъ неблагодарнымъ и это будетъ уже слишкомъ.
— Вы, значитъ, никогда не думаете сдѣлаться благоразумнымъ?
— Я возненавидѣлъ бы себя въ тотъ мигъ.
— За что?
— Благоразуміе противно моей натурѣ.
— И это говорите вы, вы вѣчный искатель красоты?
— Да, да. Красоты… Развѣ то, что я сдѣлалъ, не красиво? Торжественно, на глазахъ у всей Россіи, приподнять забрало и открыть лицо, которое такъ тщательно скрывалось. Но это единственное, что я сдѣлалъ въ своей жизни красиваго.
— Ахъ, Боже мой… Но неужели же я не могу что-нибудь для васъ сдѣлать?
— Да вы ужъ сдѣлали. Вы пришли ко мнѣ, не смотря ни на что. Что же еще можно сдѣлать больше? Пожелайте мнѣ счастливаго пути. Вѣдь путь несомнѣнно предлежитъ. А если вся эта исторія для меня кончится благополучно, то все же наше свиданіе послѣднее.
— Почему послѣднее? Почему?
— Да вѣдь вы чуть не на дняхъ превратитесь въ ея высокопревосходительство госпожу Балтову, тогда ужъ нельзя будетъ посѣщать въ тюрьмѣ политическихъ…
— Но можно встрѣчаться съ ними на свободѣ?
— Нѣтъ, нѣтъ, голубушка. Я желаю вамъ всякаго счастья на министершиномъ посту, но скажемъ другъ другу прямо, что мы тогда уже не встрѣтимся.
Послышался осторожный тихій стукъ въ дверь.
— Что это? — спросила Наталья Валентиновна.
— Это значитъ, что вамъ пора уходить. Прощайте, крѣпко, крѣпко пожимаю вашу руку!
— Скажите, Максимъ Павловичъ, неужели вы не допускаете, что можете со временемъ помириться съ Львомъ Александровичемъ?
— Я, можетъ быть, и смогу… Во мнѣ слишкомъ много сидитъ пытливаго философа, чтобы я не нашелъ въ человѣкѣ подходящихъ для себя сторонъ… Но онъ никогда со мной не примирится.
— Вы ошибаетесь.
— Нѣтъ, я не ошибаюсь. Для меня это поразительно ясно. Я задѣлъ его самое чувствительное мѣсто. Я не сказалъ этого слова въ своей статьѣ и вамъ не скажу его, но каждый «проницательный читатель» себѣ его скажетъ.
— Какое слово?
— Нѣтъ, нѣтъ, оно васъ обидитъ. Я его не произнесу.
— Я должна знать его. Вы даже не представляете, до какой степени я должна знать его, и вы должны сказать. Если оно несправедливо, вы отвѣтите за него передъ моей душой. Скажите скажите…
— Вы этого требуете? Пусть. Я въ сущности назвалъ его шарлатаномъ.
— А… — Наталья Валентиновна слегка вскрикнула. — Это слово точно ножемъ рѣзнуло ее по сердцу.
— Нѣтъ, нѣтъ… Это несправедливо… Неужели вы такъ о немъ думаете?
— Простите, дорогая… — сказалъ Зигзаговъ и, схвативъ ея руки, крѣпко пожалъ ихъ. — Въ сущности, все это мы говоримъ, а развѣ можно знать, что будетъ съ нами? Вотъ мы враждуемъ, а можетъ статься, что черезъ годъ мы будемъ рядомъ болтаться на одной висѣлицѣ.
— Какія мысли!.. И вы съ такими мыслями отпускаете меня?
— Забудьте… Прощайте… Вотъ опять стучатъ. Это уже нетерпѣніе. Кланяйтесь Володѣ, пусть придетъ ко мнѣ… Онъ еще у васъ живетъ?
— Да.
— Ну, онъ скоро переѣдетъ.
— Онъ здѣсь внизу ждетъ меня.
— Почему же онъ не вошелъ?
— У него нѣтъ разрѣшенія.
— Какія у насъ строгости: племянникъ министра не можетъ навѣстить друга. Идите, благодарю. — Онъ еще разъ пожалъ ея руку и отпустилъ ее.