Алексей только что отпустил единственного клиента.
— Ну-ка, Алеша, — сказал Роман Романыч, садясь в кресло, перед зеркалом, — пока свободен, сними-ка, понимаете ли нет, мою шевелюру. Волос страсть как лезет. Бритвою, понимаете ли нет, лучше всего. Наголо.
Далее Роман Романыч видит в зеркало, как Алексеева машинка оставляет среди густых волос дорожку за дорожкою. Ряд за рядом, как скошенная рожь, уныло падают тяжелые пряди золотистых волос на грудь, прикрытую белым пеньюаром, с груди — на колени.
Движением колен Роман Романыч сбрасывает их на пол.
И ему становится необычайно радостно.
Такую необычайную радость он испытывал давно, еще мальчиком.
Тогда он только что перенес серьезную болезнь: скарлатину или дифтерит.
Тогда все, что видел, слышал, казалось новым, необыкновенным, радостным.
Чахлый городской сквер с десятком деревьев и пыльной травой, в котором он и раньше сто раз бывал, после болезни поразил его.
Он ходил в нем, как в сказочном лесу.
А вечером, когда сад закрылся, мальчик перелез через ограду и с бьющимся от страха и радости сердцем срывал единственные цветы захудалого сквера — кашку.
Вспомнив теперь о кашке, Роман Романыч сказал Алексею:
— Завтра — праздник. Поедем сегодня, понимаете ли нет, за город. С ночевкой. На вольный воздух. Чего тут киснуть? Покупаемся, на солнышке пожаримся.
Добавил тихо, мечтательно:
— Цветов, понимаете ли нет, наберем.
1929
ИГАРСКИЙ БАЛОК
Полярная быль
Участник недавней Карской экспедиции, корреспондент одной из московских газет, делясь со мною впечатлениями от поездки, рассказывал между прочим о порте Игарка (на реке Енисее, в Туруханском крае).
— Я не по своей воле с 1910 по 1913 год жил в Туруханском крае; несколько раз бывал и в станке (селении) Игарка.
В те годы, при царе, в Игарке было всего два дома, принадлежавшие мелкому торгашу Суркову или Сушкову.
А теперь Игарка — порт!
Я спросил участника Карской экспедиции:
— Кто первый житель Игарки? Так сказать, ее основатель?
На это он небрежно ответил:
— Вероятно, какой-нибудь туземец, по имени — Егорка.
Но если бы московский корреспондент был более любознательным, то туруханские старожилы рассказали бы ему занятную, страшную и романтическую историю о первом игарском жителе, не Егорке, а Степане Середе, убийце, каторжнике и палаче.
Это было в 90-х годах. Тогда политических ссыльных было мало в Туруханском крае. Были преимущественно уголовные, отбывающие после каторги поселение, и лишенцы или общественники, то есть высланные по постановлению сословия, к которому они принадлежали.
Царем и богом дикого тогда Туруханского края был пристав, он же наместник края и он же судья, Беневский.
Царское беззаконие и произвол особенно ярко олицетворились в этом диком, сумасшедшем человеке.
Беневский ездил на людях, как на лошадях, в буквальном смысле слова (впрочем, это производили в Туруханском крае и до него, и после полицейские и чиновные власти), ямщиков, даже несовершеннолетних и любого пола, Беневский бил плеткою, выбивал зубы. «Везти» Беневского считалось страшным несчастьем, при Беневском, и только при нем, мог безнаказанно творить зверства купец Сотников, прозванный инородцами Ло́ндуром (то есть человек-зверь), отрезавший должникам носы и уши. И Беневский однажды ударом шашки отсек ухо восьмидесятилетнему крестьянину.
Впоследствии за отрезанные уши, за езду на людях, за выбитые зубы и Беневского, и Сотникова постигла кара: спящего зверя-пристава зарубил топором пятнадцатилетний его лакей и любовник, крестьянский мальчик; Сотникова убил его работник-якут.
Так вот, в страшную эпоху правления Беневского в Туруханский край прибыл, отбывший срок каторги, убийца и каторжный палач Степан Середа, родом из Белой Церкви, Киевской губернии.
Сопровождали Середу его жена и теща.
Зверь Беневский отнесся к палачу снисходительно. Рыбак рыбака видит издалека.
Он предложил поселенцу по доброй воле избрать местожительство.
Середа поехал искать себе подходящее место.
В станках, с людьми, он почему-то жить не захотел и поставил землянку на высоком левом берегу Енисея, далеко за Северным полярным кругом.
А вскоре выстроил и избу.
А затем как-то быстро приобрел лодку, ружье, рыболовные снасти, то есть все необходимое для местного жителя.
Туруханцы говорили, что Середа изготовлял и сбывал фальшивые деньги.
По их мнению, он потому и не захотел жить в деревнях, вместе с людьми.