— Степан! Ай!
А ножи втыкались, выдергивались. Опять втыкались. Из балка — выстрел, второй, третий.
Нападавшие, прячась от выстрелов, плотно прильнули к земле, но ножи их, подгоняемые яростью и страхом, все кололи и кололи.
А из балка уже не выстрелы, а ненавистный, но не грозный, как раньше, а умоляющий голос:
— Братцы! Возьмите все. Женку даже возьмите. Что хотите с ней делайте…
…Четверых зарезанных: Середу с женой, его тещу и остяка Поддубный с товарищами свезли на середину реки и выбросили в воду.
Трупы с камнями на шее пошли ко дну… «Рыбам на закуску», — как сказал Поддубный.
А потом пили и пили. Сожгли дом Середы со всем имуществом и свою лачугу.
А потом их везли к приставу, скованных по рукам и ногам.
Жители станков выбегали на берег поглядеть на «варнаков» с «кровяными» глазами…
Дом Середы со всем скарбом сгорел дотла.
Остался один балок, изрезанный, прорванный ножами, внутри залитый и забрызганный кровью, смешавшейся с вином.
У Середы в балке был маленький бочонок с красным вином. Он им защищался, подставляя бочонок под удары. Бочонок был проколот, вино вытекло.
Балка никто не взял. Даже бывший его владелец, Далуцкий, отказался.
И балок стоял очень долго на высоком безлюдном берегу.
Издали он походил на могилу без креста.
Теперь балка — могилы — давно нет.
Могила полиции, каторги и палачей — затоптана.
Теперь Игарка — советский порт.
‹1930›
КОМРОТЫ ШЕСТНАДЦАТЬ
Повесть
Шестнадцатая, она же штрафная, рота, особо выделенная из полка, была как бы гауптвахтой, но с той разницей, что если содержащиеся на гауптвахтах проводили время праздно и если лодыри шли «на губу» отдыхать, то в шестнадцатой все без исключения работали, труд был положен в основу дисциплины. Так что лодырей шестнадцатая отнюдь не прельщала, а, наоборот, отпугивала. И охотников попасть в нее не находилось.
Шестнадцатая не только заменяла полковую гауптвахту. В ней главным образом содержались штрафники, присылаемые из ревтрибунала и особого отдела N-ской армии.
Помещалась она в отдельном здании, служившем при царе казармой одному из гвардейских конных полков.
В шестнадцатой было четыре взвода.
Первый взвод составляли трудноисправимые, иначе — злостные штрафники, второй — исправляющиеся, третий — почти исправившиеся, четвертый — караульный — взвод состоял из бывших штрафников и кадровых красноармейцев.
Рота производила городские ремонтные работы, а кроме того, работы за городом — заготовку дров для Петрограда.
Городок, где стояла шестнадцатая рота, не являлся ни военным, ни торговым, ни промышленным.
В нем были лишь красивые здания, дворцы, парки с многочисленными фонтанами, статуями.
Большинство зданий пришло в ветхость, парки были запущены, фонтаны не били.
С первых же дней своего пребывания в городе шестнадцатая рота заставила заговорить о себе. Ею быстро исправлялся пришедший почти в полную негодность городской водопровод, чинились мостовые, по которым местами невозможно было ходить, ремонтировались здания.
Некоторые из жительниц города даже спрашивали командира роты о том, будут ли действовать фонтаны.
Если такой вопрос задавала девушка или молодая женщина, комроты, обнажая улыбкой сверкающие на смуглом лице зубы, ласково произносил:
— Со временем усе будет действовать.
Когда же спрашивала о фонтанах какая-нибудь из «бывших барынь», командир хмуро отвечал:
— Фонтаны — плешь, мадам.
О шестнадцатой роте говорили всюду. По ней проверяли время. Все знали, в какие часы в ней побудка, вечерняя поверка, когда штрафники идут на работу и с работы, когда обедают, пьют чай.
Жителями часто и в шутку и всерьез произносились такие слова, как «саботажник», «дезертир», «злостный штрафник».
Расшалившимся ребятам взрослые говорили:
— В шестнадцатую бы вас, озорников!
Или:
— К комроты шестнадцать — на выучку.
Даже те, кто знали фамилию командира, называли его в глаза: комроты шестнадцать.
Называли его так и ребятишки.
Они играли «в шестнадцатую».
Крупные и сильные из мальчуганов, исполняя в игре роль командира, подражали его мерной военной походке и кричали товарищам, изображавшим штрафников:
— У первый взвод отправлю!
Был послеобеденный час майского солнечного дня.
В канцелярии шестнадцатой роты остро пахло селедками. Четвертый день на обед давали селедочный суп.