— Конечно, лучше.
— Ну, Колька, мне надо идти в роту. В штаб полка пошлют с бумагами. Тимошин, переписчик, говорил, что бумаги будут. Ну, Колька! На фронт когда поедем — и ты просись. Все равно мать умрет так и так.
— Все равно-то все равно, — нерешительно сказал Колька, — а только ей очень тяжело будет, когда я уйду. Она меня любит.
Прошка вздохнул и сказал:
— Ну ладно. Побегу в роту.
И он тяжело зашлепал толстыми ногами по пыльной мостовой.
Когда Прошка после разговора с Колькой пришел в канцелярию шестнадцатой, там шла лихорадочная работа по составлению необходимых бумаг для отправки людей.
Тимошину помогали писать бумаги комиссар и двое штрафников.
Комроты говорил по телефону с адъютантом полка.
— Нет, товарищ адъютант, это не работа, — раздраженно говорил он, — за такую работу попадают у шестнадцатую. Да, да!.. Такую работу, дорогой товарищ, я называю саботажем. У вас дюжина штабистов, а затребование из дивизии проболталось целые сутки в штабе. Теперь за один час времени надо оформить бумаги и отправить людей. Пустяки? Нет, дорогой товарищ, не пустяки! Ведь на тридцать пять человек. Не шутите. С одними арматурными сколько возни. Что говорите? С другим поездом? А другой поезд будет только в десять вечера. Это не годится. Надо обязательно с этим поездом. Тогда у три будут в Петрограде и на шестичасовой попадут не торопясь.
Он повесил трубку и сказал комиссару:
— Безобразие! Мариновали затребование сутки, а теперь за час надо и бумаги заготовить, обмундирование проверить, и произвести посадку людей на поезд. Видишь, комиссар, — добавил он, усмехаясь, — я даже расписываться стал по-адъютантски, не полностью, как советовал мне давно Тимошин.
И он показал только что подписанную им бумагу.
— Что ж, приходится спешить, — сказал комиссар.
Бумаги заготовлялись сравнительно быстро, но много времени отняла проверка обмундирования.
Каптенармус спорил с теми, у кого не хватало кое-каких вещей.
Наконец все было готово.
Прошка тихонько спросил каптенармуса:
— Товарищ Головкин, на какой же фронт отправляют? И почему только тридцать пять человек?
— Какой фронт? Чего чудишь? — недовольно сказал каптенармус. — В село Медведь, в штрафной батальон отправляют.
— Ну? Теперь усе? — спросил комроты Тимошина.
— Все-то все, — ответил тот, — а только на этот поезд не попадут.
— Как? На часовой-то? Сейчас без десяти час.
— Ну, а поезд идет без восьми.
Комроты позвонил на вокзал.
— Алло! Когда идет поезд на Петроград? Алло! Двенадцать пятьдесят две? Через минуту? Дайте коменданта вокзала. А, он самый? Товарищ, задержи поезд на пятнадцать минут. Что? Нельзя? Говорю, задержи! Что? Чье приказание? Не разговаривай! Задержи на пят-на-дцать минут. Ну и усе! Усе в порядке, — сказал он, повесив трубку, и повеселел.
— Не похвалят тебя, — покачал головой комиссар, — комендант будет жаловаться.
— С какой стати? — удивился комроты. — Соглашается задержать, а потом жаловаться?
Команда в тридцать пять штрафников и восемь сопровождающих благополучно выехала в Петроград. А полчаса спустя звонил комполка:
— Комроты шестнадцать? Приди сейчас ко мне. Немедленно!
Комроты сказал комиссару:
— А ты, комиссар, кажется, прав. Нажаловался комендант. Чувствую, что нажаловался. Горбуля чего-то злится.
— Может быть, не насчет этого вызывает, — успокоил комиссар.
— Не знаю. Только Горбуля злится, по голосу слышно. Ну, я пошел. Благословляйте! — сказал комроты, туго затягивая широкий кожаный пояс.
— Ни пуха ни пера, — улыбнулся комиссар.
Войдя в кабинет командира полка, комроты убедился, что предстоит нагоняй.
Комполка что-то писал. Не взглянул на вошедшего и не ответил на его приветствие.
«Нажаловался», — подумал комроты о коменданте вокзала.
Прошло несколько томительных минут.
Комполка отложил перо, поднял на комроты глаза, такие же, как у него, очень светлые. Белая повязка на шее оттеняла смуглоту худощавого бритого лица.
— Ну? — прохрипел он и дотронулся до повязки смуглыми нервными пальцами. — Безобразничаешь, комроты шестнадцать?
— У чем дело, товарищ комполка?
— Не знаешь? — хрипло крикнул комполка, и по лицу его прошла мелкая судорога. — Поезда задерживаешь? Как ты смел задержать поезд? Под суд отдам! В трибунал пойдешь, командир штрафной роты!
Он вскочил, с шумом отодвинул тяжелое кресло, подошел к комроты. Молча, в упор посмотрел на него.
— Товарищ комполка, — начал тот.