— У меня голова болит, я лягу.
Ложилась на диван.
Тетка пугалась, шла к ней. Садилась рядом. Щупала горячую от недавней возни голову племянницы:
— Как огонь! Господи! Надо хины!
Она делала попытку встать. Толька кашлял — сигнал. «Больная» вскакивала с дивана. Испуганная тетка успевала только крикнуть:
— Что такое?
Книга падала из рук Тольки. Ягненок превращался в волка:
— Крепче держи, Тонька!
Громко вскрикивал.
Крик тетки терялся в этом крике и звонком хохоте Тоньки.
Маленькая, худенькая тетя Соня через секунду тщетно рвалась из крепкого кольца рук озорницы.
— Сумасшедшие, что вы делаете?
А над ухом взвизгивало под ножом стекло. Неприятный звук заставлял нервную тетю Соню дрожать, взвизгивать, жмуриться. Напрягала всю слабую силенку, стараясь освободиться из рук мучительницы, но сильная девчонка совсем втискивала ее в угол дивана, хохоча прямо в лицо.
А Толька, вспотевший от старания, с высунутым из уголка рта языком, дикоглазый, виртуозно, по-особенному, с дрожанием, чиркал лезвием ножа по стеклу.
И невыносимый, как ножом по сердцу, звук лез и лез в незащищенные уши тети Сони.
Из соседней комнаты раздавался лай Гектора, предусмотрительно запертого Толькою.
— Ты не ори, не хохочи! — кричал на сестру Толька. — Музыки не слышно! После посмеешься!
А тетка молила:
— Дети! Перестаньте! О-о!.. Ай! Толя, я с ума сойду! Ой!.. Над… самым ухом! Тоня! Гадкая девчонка! Ты мне ребра сломаешь! Ой!.. Боже мой! Мучители! Что они со мной делают?
Трясла головой, как от пчелы:
— И-и-и-и!..
Тонко взвизгивала. Топотала тонкими ножками в узконосых башмачках. Стуком каблучков старалась заглушить пугающий, раздражающий визг.
Но напрасно.
Слабые ножки зажимались сильными ногами озорницы.
— Тонька! Медведь! Ты мне ноги отдавила! Ой, мозоль!..
— Любимая! — гоготал Толька.
И опять все настойчивее, беспощаднее взвизгивало стекло.
Несчастная тетка, вся в слезах, кричала:
— Мучители! Изверги! Сумасшедшие! Вы меня в гроб вгоните!
Последняя фраза тонула в диком восторженном хохоте озорников.
Толька, обессиленный от смеха, садился на пол, но не прерывал «работы».
И язык высовывался от напряженного старания. Наливалось кровью лицо и даже руки.
А Тонька совсем смяла в объятиях уже переставшую сопротивляться и кричать жертву.
С тетей Соней начиналась истерика.
Толька выскакивал из комнаты.
Тонька осторожно опускала тетку на диван и, закрыв ладонью рот, чтобы не прыснуть, выбегала следом за братом.
Лежали в креслах в соседней комнате.
— Уф, черт возьми! Упарился! — отирался платком Толька. — Здорово я наигрывал, слышала? «Дунайские волны», слышала, а?
— Какие там «Дунайские»! — смеялась красная Тонька.
— Вот святая икона, первый куплет выходил…
— Жарко, — утомленно закрывала глаза сестра. За стеной — тихий плач вперемежку с рыданиями.
— Долго мы мучили, Толька, надо было поменьше.
— А что?
— Что? Не слышишь — что?
— Чепуха! — спокойно закрывал глаза Толька. — Тоже «Дунайские волны»! Первый раз, что ли, вгоняем в гроб?
Он вдруг громко загоготал.
— Тьфу! Чего ты? — вздрагивала сестра.
— Все-таки сказала: «Вы меня в гроб вгоните!..»
— Дурак! Еще смеется!
— Заплачь, умница!
Молчание.
Воет Гектор. Опять — рыдания за стеной.
— Я боюсь! — говорит тихо Тонька.
— Кого? Медведя? — не открывает глаз брат.
— Дурак! Сам ты медведь!
— Это ты ей ноги отдавила — ты медведь! Большая медведица, — острит Толька.
Тонька смеется. Потом говорит тихо:
— Какая она слабенькая! Худышка!
— Не всем же быть таким толстым, как ты. Колбасница!
— Уж ты молчал бы! Тоненький, тоже! Помнишь, вчера рубашка не лезла?
— Давнишняя. Потому и не лезла.
— Вот так давнишняя! К пасхе сшили, а теперь троица.
— Дура! У меня — сила, мускула растут. А у тебя бабское мясо: дурное!
— Мускула! Подумаешь, какой борец Пытлязинский. Харя — красное солнышко!
— А у тебя полночная луна! Оба мы с тобой чахоточные, — смеялся Толька.
Тонька тоже смеялась.
Потом говорила серьезно:
— А ведь толстые здоровее худых? Верно?
— Понятно! — соглашался Толька. — На одних костях не разгуляешься. В мясе — сила!
— Это верно! Я вот толстая, так я Петьку наборщицкого всегда валю. А видел, как я тетю Соню держала? Я еще ее тихонько.
— Ишь, хвастает! Нашла кого тоже! Петька известный заморыш, а тетя Соня старая дева засушенная. Сила у тебя тоже! Была у тебя сила, когда тебя мать знаешь куда носила?