Именно там, в получасе ходьбы от дома-барака, западнее Бруклинского моста (Иван Андреевич все же решил называть его «по-новому»), на пересечении Саут-Стрит и Уолл-Стрит и располагался пятнадцатый пирс, где трудился юный Крюков.
Утренний Нью-Йорк пробуждался ото сна и начинал входить в свой повседневный ритм — по улицам потянулись бесконечные вереницы автомобилей и гужевых повозок, зашумели моторы, заскрипели колеса, а воздух наполнился громкими криками уличных торговцев и «газетных мальчишек», которые предлагали всем желающим приобрести сегодняшние издания.
На широких улицах, скрытых от солнца высокими зданиями с массивными фасадами, толпились фабричные рабочие; одетые в строгие костюмы и котелки джентльмены торопились в банки или на деловые встречи; их жены в элегантных нарядах отправлялись кто за покупками, а кто в ближайшую кондитерскую на чашечку свежесваренного бодрящего напитка со сдобной булочкой.
Утренний город бурлил надеждами и амбициями. Но многим из них сбыться и воплотиться в жизнь, увы, было не суждено.
Глава 7
Иван Андреевич, который для всех окружающих в силу возраста стал просто Иваном или Эваном, добрался до морского торгового порта Ист-Ривер за пять минут до начала рабочего дня. Дня, который намечался как «тяжелый» — в полдень на пятнадцатый пирс должен был прибыть британский трансатлантический круизный лайнер «Рэд Корал», обладающий рекордным на тот момент регистровым тоннажем в тридцать тысяч тонн. Разнорабочим пирса предстояло сначала побыть носильщиками и помочь с чемоданами богатеньким путешественникам, которые не желали самолично марать руки, а уже после заняться долгой разгрузкой товарного отсека с последующим перемещением грузов в складские помещения порта.
Чуть ранее, шагая среди толпы по Орчард-стрит, Крюков размышлял, а зачем он вообще идет сейчас на работу? Потому что так сказала «мама»? Или потому что «так надо» и именно так — правильно? Или во всем великолепии проявил себя неукротимый «зов предка», и на пирс его тянули оставшиеся внутри частички деда Ивана? Частички, которые заставляли делать шаг за шагом по еще не успевшей прогреться мостовой.
Как бы то ни было, но без пяти восемь Крюков ступил на пирс за номером пятнадцать и направился к стоящей неподалеку будке — отметиться.
— Эй, Фрэнк, — услышал он насмешливый ребяческий голос, — а ты знаешь, почему вдову мистера Банки называют черной вдовой?
— Без понятия, Боб.
— Потому что мистер Банки был негром!
Раздался громкий смех, и Иван повернулся на гогот — возле края пирса, заняв собой пустые бочки, сидела разношерстная компания мальчишек в рабочей одежде. Самому старшему на вид было лет шестнадцать, остальным — от десяти до четырнадцати.
— Эй, Джеймс, — продолжил рассказчик анекдота, тот самый «старший» — красношеий белобрысый паренек с наглыми глазами навыкат, — ты знаешь, почему вдову мистера Банки называют черной вдовой?
— Знаю. Я слышал ответ, — беззлобно ответил тот, кого назвали Джеймсом. Это был болезненно-худощавый чернокожий мужчина слегка за тридцать с короткими жесткими волосами и добродушным, чуть глуповатым лицом. Он сидел по-турецки возле оккупированных парнями бочек и, вычерчивая невидимые знаки, с интересом водил засохшей палочкой по влажной деревянной поверхности — рядом со своими ногами.
— Так почему, Джеймс?
Тот лишь мягко улыбнулся и продолжил свое странное дело.
— Потому что негр сдох! — не дождавшись ответа, выпалил кто-то из мальчишек и, не слезая с бочки, пнул чернокожего ногой под ребра. Тот болезненно поморщился, потер место удара, но промолчал, а вся компания опять рассмеялась.
Иван остановился, не в силах пройти мимо. Прямо на его глазах творился беспредел — издевательство над беззащитным и, видимо, умственно-отсталым инвалидом. Внутри вскипело, забурлило чувство справедливости, и он, привлекая внимание пацанят, громко хлопнул в ладоши, сопроводив хлопок зычным «Эй!».
— А ну прекратили глумиться над человеком! — Крюков грозно повысил голос, но тот вдруг предательски дрогнул. — А то я вас…
Мальчишки на секунду оторопели от подобной наглости, переглянулись, а затем воинственно соскочили с бочек. У одного из них в руке блеснуло что-то металлическое.