— Лекция как лекция.
Под «улыбающийся» взгляд американца Крюков направился к выходу из аудитории.
— Вы слышали свежую шутку про российские облигации, Эван? — спустя мгновение догнал его сначала окрик мистера Смита, а затем и сам быстроногий Смит.
Иван Андреевич равнодушно пожал плечами:
— Напомните.
— После двадцати лет брака моя жена стала как русская облигация федерального займа с полугодовым купоном, — начал Смит и ехидно замолчал, старательно заглядывая в глаза собеседника и предвкушая мощный финал шутки.
— Знаете, почему? — продолжил за него Иван Андреевич и сам же быстро ответил: — Потому что тоже «отдает долг» раз в шесть месяцев.
Брови Смита взметнулись под своды Белого Дома:
— Как вы узнали, Эван? Я ведь придумал эту шутку только что, во время вашей лекции!
— Просто догадался. Поверьте, это было несложно.
Смит обиженно умолк, но через три-четыре шага «оттаял»:
— Вы останетесь на обед, Эван?
— Обед? — заинтересовался профессор. — Он праздничный? В мою честь?
— Нет, просто обед.
— Тогда не останусь — дела.
Смит резко остановился.
— Понимаю, мистер Крюков. Дела. До свидания.
Последнее обращение из уст американца резануло ухо. Иван Андреевич обернулся:
— До встречи. — И, предвкушая сегодняшний вечер, направился прочь.
В начале недели Иван Андреевич отметил свое шестидесятилетие. Ну как — «отметил». Весь праздник он провел в поездке по маршруту: арендованный дом в пригороде Монтаны, такси, аэропорт Бозман Йеллоустон, самолет, аэропорт Ньюарк Либерти, такси, безымянная гостиница в пригороде Нью-Йорка. Поэтому в свой День рождения, под вечер, лежа на засаленном гостиничном диване, когда к отваливающимся ногам прибавилось повышенное давление и, на его фоне, головные боли, Иван Андреевич торжественно решил: «Отпраздную! Обязательно отпраздную! Шестьдесят лет раз в жизни бывает! Не сегодня, так в пятницу, по окончанию лекций!»
Выйдя из университета, Крюков дошел до ближайшего пешеходного перехода и, пока на светофоре горел красный человечек, с решимостью, достойной лучших отцов нации, достал из кармана мобильный телефон и набрал в поиске «Рестораны, Нью-Йорк». Подумав, добавил — «недорого». По запросу вылез немалый список, и профессор углубился в его изучение…
Если бы Иван Андреевич не был столь сильно занят мыслями, в какой именно харчевне набить сегодня брюхо, то наверняка обратил бы внимание на несущийся по дороге черный минивэн с тонированными стеклами и отсутствующими номерами.
Проскрежетав тормозами, распугав стаю голубей и мамаш с колясками, машина замерла прямо на проезжей части, аккурат в метре от Крюкова. Дверь салона бесшумно открылась, и из минивэна, словно черти из пресловутой табакерки, повыскакивали крепкие бритоголовые молодчики в количестве трех рыл. Один из них, самый крепкий и самый бритоголовый, отработанным прямым справа ловко отправил Ивана Андреевича «видеть сны», а его подельники, подхватив даже не успевшее рухнуть на асфальт бездыханное тело профессора, мигом затащили того в машину, которая тут же, с визгом, сорвалась с места.
Спустя пять секунд о произошедших на светофоре событиях не напоминало ровным счетом ничего, лишь отлетевший в сторону телефон Крюкова разбитым экраном жалобно смотрел на чистое нью-йоркское небо.
Глава 2
В себя Иван Андреевич Крюков пришел довольно скоро, но только вот никакой радости от «пробуждения» не испытал: он сидел на холодном металлическом стуле, крепко привязанный веревкой к его спинке, руки позади были скованы наручниками, а липкая лента, заклеившая рот, не позволяла издать ни звука, кроме глухого мычания.
Стараясь не беспокоить пульсирующие от боли виски, Крюков огляделся, но в полумраке, едва разгоняемом тусклыми лампочками под высоким потолком, не разобрал ничего, кроме ржавой металлической стены справа от себя и нескольких бочек наподобие тех, рядом с которыми прохладными зимними ночами любили греться бездомные в Нью-Йорке.
Cудорожно пытаясь сообразить, где находится, как сюда попал и кем были те «славные» бритоголовые ребята, он предпринял неудачную попытку привстать вместе со стулом, и тут же услышал слева от себя гулкие шаги и мужской голос с характерной хрипотцой:
— Куда собрался, петушок? От мясника не убежишь и не улетишь, особенно если лапки скручены и крылышки подрезаны.
Не веря ушам, Иван Андреевич повернул голову, с надеждой вглядываясь в лицо приближающегося мужчины — вдруг все же показалось. И почувствовал, как по спине потек холодный пот, а все внутреннее мужское достоинство, вся крюковская мужественность утекает туда же, куда и пот — в его собственные трусы.