Подумав, что это была самая дорогая вода в его жизни, Крюков без споров и колебаний передал бугаю стодолларовую купюру — лишь бы тот поскорее свалил.
— А что случилось в номере? — осторожно напомнил он.
— А-а, это? Сейчас расскажу.
Полчаса назад, ровно в одиннадцать утра, к задремавшему в машине Густафу вышла мисс Мур — свежая, выспавшаяся и благоухающая своими дорогими духами, будто и не было никакой ночной пьянки с последующим возбужденным сдиранием платья в номере отеля, раскиданным повсюду бельем и жаркими поцелуями, переросшими в дикие скачки на белобрысом юноше с яркими голубыми глазами — сыном то ли крупного банкира, то ли нефтяника, то ли целого железнодорожного магната, не иначе.
Передав Густафу ключ от номера, Беверли отправилась домой, а торговец плотью поднялся на пятый этаж и беспрепятственно зашел в номер пятьсот двадцать семь.
В номере тянуло потом и алкоголем, а на широкой кровати раскинулся голый — в одних хлопковых трусах — молодой человек. Решив, что время для сна уже слишком позднее, Хартманн слегка потормошил спящего с желанием разбудить… как в ту же секунду рядом с его головой пролетела пустая бутылка, победоносно сразившая настенное зеркало.
Следом за просвистевшей бутылкой на Густафа с боевым рыком и криком «Грабят! Убивают! Насилуют!» напрыгнул ее метатель, который несоразмерно огромными пальцами-сардельками попытался придушить незваного гостя. Однако силы были неравны — более крупный Густаф легко стряхнул с себя канадца (а это был именно он) и слегка повозил его мордой по ковру. Клатье сопротивлялся, верещал, хватался за все что ни попадя, звал на помощь, сорвал шторы, перевернул стол, а в конце концов довольно сильно порезался об осколки зеркала и, скуля, уполз в соседнюю комнату — зализывать раны.
Выругавшись, маклер любви осмотрительно — мало ли, вдруг еще одна бутылка полетит! — зашел в «смежные апартаменты», намереваясь спокойно объяснить ситуацию, но замотавший порезы простыней Джакоб забился в уголок и не желал ничего ни слушать, ни слышать. Вся боевая спесь канадца куда-то пропала, казалось, он сейчас расплачется… И именно на этом моменте Хартманн и услышал доносящиеся из главной комнаты просьбы принести водички.
— С Джакобом все в порядке? — заволновался Крюков, когда секс-менеджер закончил говорить. — Раны не глубокие?
— Чепуха, — отмахнулся визави, — видали и хуже. Но лучше бы, конечно, показаться доктору.
— Ну да, мало ли что там у него со сворачиваемостью крови… Истечет еще.
Несмотря на поганое состояние и тугость мыслей, в голове Ивана тут же родился план действий.
— А давайте, — деликатно попросил он, — вы отвезете Джакоба в больницу? Ну или куда возят людей в подобных случаях? А я заплачу… за беспокойство.
Густаф размышлял ровно мгновение.
— Договорились! — И вышел в соседнюю комнату.
Вскоре, придерживаемый коммерсантом интимных услуг, Клатье уже ковылял на выход из номера, не забывая при этом пьяно извиняться и божиться, что обязательно расплатится с Иваном за все, даже за то, что он, Иван, не просил. За клуб, Беверли, такси, заказанную ночью дорогущую бутылку виски, разгромленный номер — дай только время.
Скорее всего, обещания забудутся уже завтра, рассудил Крюков и мысленно махнул рукой и на деньги, и на Джакоба — тот был по-прежнему пьян. Видимо, ночной заказ бутылки виски не прошел даром.
Кое-как приведя в порядок и себя, и свои мысли, Иван оделся. Решив спуститься вниз, к ресепшену, и оплатить разгромленный номер, он вышел в коридор, параллельно подумывая о том, что надо бы подготовиться к вечернему разговору с родителями по поводу образовавшихся у их сына денег.
В коридоре было немноголюдно, лишь парочка горничных щебетали в одном его конце, да двое полицейских, прислонившись к стене, о чем-то переговаривались в другом.
Пройдя мимо представителей закона, Крюков направился к лестнице, по-прежнему прорабатывая в голове детали вечернего разговора с родителями. В принципе, план действий был отработан еще вчера историей про мистера Крюгера, поэтому Иван не сомневался, что эта история «зайдет» и еще раз.
Он уже практически спустился на первый этаж отеля, как вдруг сзади его догнал требовательный окрик:
— Одну минуточку, сэр! Остановитесь!
Иван притормозил и нехотя обернулся — его догоняли стоявшие на этаже полицейские, один постарше, а второй совсем молоденький. Молодой при каждом шаге нервно хватался за кобуру, будто готовый пристрелить Крюкова, если тот не выполнит приказ.