Старичок, как выяснилось позже, минут через пять, и вправду оказался профессором. Он приветливо кивнул вежливой Светке, пожелавшей ему приятного аппетита, отодвинул от себя тарелку с салатом и спросил, чего бы желали отведать молодые люди, котлет или мороженного?
- Да, вот так вот, что же теперь... Ничего не поделаешь. Не все может понять и объяснить медицинская наука. Казалось бы, сердце - ведь просто мышца, вырасти новую ткань, замени сосуды, и все. Нет, далеко не всегда помогает. Недаром в древности полагали, что человеческая душа помещается именно в сердце. - Корабельный врач развел большими пухлыми ладоням.
Николай Генрихович умер ночью. У сто пятнадцатилетнего профессора астрозоологии остановилось сердце.
Вадик хмурился, Света, опустив глаза, то и дело смаргивала ресницами, Семен Андреевич шмыгал носом. Врач вдвоем с капитаном корабля осторожно взяли тело сухонького старика и перенесли на платформу антигравитационных носилок. Врач вздохнул, хлопнул Вадика по плечу и вытолкнул платформу в коридор. Следом направился и капитан, однако в дверях остановился и попросил:
- Будете уходить, дверь захлопните. Стоять молча в опустевшей каюте было глупо, но нарушить тишину... Хотя тишина с приходом человека всегда отступает, благо здесь есть куда ей отступить. За обшивкой корабля всегда покой и самое настоящее безмолвие. В безмолвии вырываются потоки плазмы, включившегося маршевого двигателя, безмолвно сталкиваются крошечные песчинки микрометиоров с барьером защитного поля 'Барбоса', безмолвно где-то в сотнях или в миллионах парсеков взрываются и гаснут звезды. А в каюте профессора еще слышны шаги ушедшего капитана, слабый шелест воздуха в вентиляции и еще какие-то звуки, похожие... Вадик слышал похожие на Земле, осенью роботы-дворники с таким звуком выгребают опавшие листья из луж. Но какие же тут листья, да и лужи... Конечно, на корабле другие роботы, и занятия у них другие.
Света вдруг присела и откуда-то из-под кровати вытащила широкий пояс с магнитной пряжкой.
- Сорок девятый сектор гамма квадранта, эф девятнадцать ноль четыре, - прочитала она буквы лазерной гравировки на пряжке. - Что это? - спросила она у потянувшегося к находке брата. Семен Андреевич пожал плечами.
- Это координаты, подсказал Вадик. Сорок девятый сектор третьего галактического квадранта, четвертая планета звезды Эф девятнадцать.
* * *
От чего он проснулся, Михаил так сразу и не сообразил. Сел на узкой койке, и тогда только почувствовал - руки стали тяжелей, немного, но все же. Подумал: 'Увеличиваем скорость. С чего бы? Опоздание-то смешное.' Щелкнул выключателем, зажигая ночник. Кровать сына была пуста.
Михаил потер глаза, освобождаясь от остатков сна, и обнаружил записку. Буквы были написаны от руки, хотя сам листок торчал, воткнутый в щель печатающего устройства коммуникатора. 'Папа, не волнуйся, все буде нормально' - гласило послание. 'Хм' - это было все, что пришло на ум Михаилу Валерьевичу Брянцеву, да и сказать что-то более определенное главный инженер ЧМГО, Четвертого Меркурианского Горнообогатительного Объединения, пока не мог. Часы на стене моргнули, сменив цифры 04:38 на 04:39.
В коридоре веяло приятной прохладой, пахло дождем - работали климатические ионизаторы. 'Нормально, так нормально', - вздохнул Михаил, записка сына не давала покоя. Отчего-то вспомнился старик-профессор. Жаль его. Да и не такой уж он был и старик. Сейчас люди и по сто пятьдесят лет живут, а на пенсию только в сто отпускают.
Автоматически шагая от двери к двери, Михаил добрался до каюты профессора. Взялся за ручку - оказалось открыто. В каюте было пусто. 'А что ты думал тут увидеть? Или кого? Привидение?' Михаил окинул взглядом тесное помещение. Ничего необычного. Дверь в багажный отсек распахнута. Там несколько контейнеров. Тот, что побольше - пустой, маленькие набиты профессорской аппаратурой и вещам. Какой-то запах, впрочем, уже почти выветрившийся усилиями клмаизаторов.
К утру ничего не прояснилось, даже наоборот. Из объективной реальности, той, что пассажирам 'Барбоса' дана была в ощущениях, оптимистичных выводов сделать, увы, не представлялось возможным. Пятнадцать из двадцати человек, отправившихся в полет оказались заперты на пассажирской палубе. Если не считать умершего профессора не нашли троих детей, и капитан, каюта которого, впрочем, располагалась двумя ярусами выше, тоже не отвечал на вызовы.
Надежда на то, что дети живы, оставалась, потому что ровно в семь, когда все собрались в пассажирском салоне, зажегся экран видеофона, и девочка, пропавшая ночью, немного встревоженно улыбнулась и коротко сообщила, что по жизненно важной причине полет на Землю потребует немного большего времени. Однако, пассажирам не стоит волноваться, все будет в порядке, а из столовой, к сожалению расположенной на другой палубе, в пассажирский салон буду отправлены роботы-официанты. В это мгновение изображение дернулось и на экране появилась ужасная рожа, заросшая бурой шерстью, с носом похожим на морщинистую пятку и с двумя парами фиолетовых глаз. Экран погас, а в молчании притихшего салона раздались горестные женские причитания: 'Светочка, Светочка! Девочка моя!'