- Не надо так волноваться, - Михаил поспешил успокоить мать. Это было не так просто, хотя плачущая оказалась не матерью, а учительницей Светы и ее брата, Агатой Борисовной.
- Что вы такое говорите! Вы-ы ви-идели е-эго! - рыдала она.
- Все выяснится, и пока ничего страшного не произошло, - как можно более спокойным голосом повторял Михаил.
- Да почему вы так говорите?! - непонимающе уставилась на него еще одна дама с растрепанной прической.
- Не волнуйтесь, - упрямо гнул свою линю Михаил Валерьевич. Он-то ее гнул, но по правде говоря на душе у него огромными и отчаянно острыми когтями скребли кошки. - Не волнуйтесь, - повторял он, как заведенный. - Вы же педагог, вы же верите Свете. А она сказала, что все будет в порядке. И сын мне тоже написал...
Верил ли сам Михаил в то, что говорил? Верил, конечно. А что ему оставалось делать? Он верил, однако большинство в своих убеждениях склонялось как раз в противоположную сторону.
- Вы не понимаете, - говорила растрепанная дама. - Я - психолог, я знаю. Они же дети. Их можно запугать, обмануть, загипнотизировать, наконец.
- А зачем? - прищурился розовощекий толстячок. Его волосы тоже были в беспорядке, однако их количество делало этот беспорядок не столь заметным. Проще говоря, толстяк был почти совсем лыс.
- Я могу ответить на ваш вопрос, - подал голос еще один пассажир, при взгляде на него в первую очередь внимание на себя обращали вовсе не волосы, а большие очки. - Им, - очкарик кивнул на белесый экран видеофона, - нужны посредники. Корабельный компьютер не станет исполнять команды негуманоидных существ.
- Так нас захватили инопланетные пираты? - выпучила глаза дама-психолог.
- Это же очевидно, - важно сказал очкарик, достал носовой платок, снял очки, чтобы их протереть и превратился в совершенно незаметного субъекта. В молчании протерев стекла, видимо, справедливо опасаясь, что без оптического инструмента слова не будут иметь достаточного веса, он вернул очки на прежнее место и продолжил. - Пираты, вы же сами видели это существо. Вопрос теперь состоит в том...
Тут открылись створки служебного люка, к сожалению, слишком узкого, чтобы в него можно было протиснуться взрослому человеку. В пассажирский салон один за другим въехали трое роботов-официантов. Проголодавшиеся узник потянулись к панелям заказа блюд.
- Вопрос в том, - продолжил очкастый теоретик, - какие цели ставят перед собой захватчики. Возможно, он захотят получить выкуп за нас от правительства Земной Федерации. Или же им нужны технологии, которые...
- Дети... Вы считаете, детям сейчас не грозит опасность? - учительница бросила на говорившего умоляющий взгляд.
- Не большая, чем всем нам.
- Безобразие, - проворчал толстяк. - Мне врач прописал строгую диету, а в меню кто-то заблокировал двадцать девятый номер - брокколи. Придется брать бифштекс. И кстати, раз уж вы так хорошо разбираетесь в подобных вещах, не подскажете, есть ли вероятность... э-э... иного объяснения ситуации?
- Я не разбираюсь... В смысле, конечно, у меня не может быть определенного опыта... - очкарик навел свои окуляры на толстяка. - Однако о какой вероятности может идти речь? Когда бы произошло что-то иное, все равно что, капитан первым делом собрал бы нас всех и объяснил ситуацию. А раз этого не произошло... Все же так просто, обычная логика.
* * *
Корабль снова стартовал с планеты. Вадик представил себе как хмурится капитан: сдвигает брови, чуть морщит нос, а его подбородок становится таким твердым, просто-таки каменным. Но глаза у него... не то чтобы добрые или смеющиеся. Нет. Глаза обычные, спокойные. Человек с такими глазами готов тебя выслушать и понять. Не факт, что он с тобой согласится и пойдет навстречу, ведь у него есть свое мнение, свои интересы, свои обязанности, в конце концов..
Семен Андреевич тоже, кажется, думал о капитане, во всяком случае он вдруг поежился и спросил:
- А жаловаться на нас не будут, в эту, как он говорил... в Комиссию по космическим сообщениям?
- Нет, не будут, нам же по пути было, и не опоздаем мы... почти... наверно. - Вадик глянул на отца. Тот кивнул и улыбнулся в ответ.
- Не будут, - подтвердила Света. - Он уже не сердится, я вижу. А то, что мы его в каюте заперли. Так по-другому не вышло бы. А когда на посадку заходили и попросили помочь... Он же ничего... и ругался не слишком сильно.
- Это он при тебе не ругался, - скривился Вадик. - Но, вообще-то, да. И Тимошку потом погладил.
- Тимошку? - встрепенулась учительница. - Он же мог вас... Я видела, у него зубы...- Агата Борисовна в ужасе закатила глаза.
- Да нет, что вы, он листьями питается. Это шерстобрюхий мастикарнах с этой планеты,
- Вадик кивнул на тот же самый иллюминатор, у которого познакомился со Светой и ее братом. - Он же еще щенок, то есть молодой совсем. Ему четыре года, если по-собачьему - восемь месяцев. Он сперва очень скучал по профессору, а потом ему совсем плохо стало. Для него наш воздух не совсем подходит, и брокколи от его любимых листьев сильно отличается. Я бы тоже, наверно, загрустил и умер, если бы мне давали только брокколи.
- И я бы, - непритворно вздохнул Семен Андреевич.